<p>186</p>
В автобиографии В. А. Костицын ни словом не упоминает о своем участии в подавлении большевистского выступления в Виннице, где 15-й запасной полк, поддержанный солдатами пулеметной команды, авиапарка и броневого дивизиона, поддавшись на агитацию, отказался выступить на фронт, захватил оружейные склады 7-й армии и объявил о своем подчинении местному совдепу. Для подавления солдатского «бунта» Костицын выехал из Бердичева, где размещался штаб Юго-Западного фронта, в Винницу со сводным отрядом в составе трех казачьих сотен, батальона юнкеров (одной из рот командовал известный ему штабс-капитан В. Э. Бетлинг), пулеметного отделения, девяти броневиков и двух орудий под общим командованием полковника А. М. Абрамова и в сопровождении комиссара 7-й армии И. Д. Сургучева (беллетриста и драматурга). Явившись утром 25 октября 1917 г. на объединенное заседание ревкома и исполкома совдепа, Костицын потребовал незамедлительной отправки 15-го полка на передовую, выдачи оружия из складов и ареста вносящей «смуту в войска» большевички Е. Г. Бош (вчерашние соратники по борьбе с царизмом, теперь они стояли по разные стороны баррикад!). Но выступление комиссара на пленарном заседании совдепа, куда собралось около 130 человек, преимущественно распропагандированных большевиками солдат, было встречено откровенно враждебно, а попытка арестовать их вожака, поручика Игоря Зубрилина, для чего Костицын с небольшой охраной направился в расположение полка, едва не стоила ему жизни, и от расправы пришлось спасаться чуть ли не бегством.
Хотя уже на следующий день Бош выехала в расположение 2-го гвардейского корпуса, расквартированного в окрестностях Жмеринки, за военной помощью против «карателей», а из Петрограда в Винницу пришло известие о свержении Временного правительства, к вечеру 28 октября юнкера окружили Народный дом и предъявили совдепу ультиматум за подписью Костицына с предложением сложить оружие; на размышления давалось 15 минут. В результате пулеметного обстрела (вмешавшийся в схватку броневик красных был подбит и сгорел) здание взяли штурмом, арестовав в нем полсотни человек. Но всем большевикам удалось скрыться, и после ряда неудачных стычек с правительственными войсками, разобрав мост через Буг, повстанцы закрепились в центре Винницы, где установили пулеметы в окнах верхних этажей и на чердаках зданий, перекрыли улицы окопами и баррикадами.
Как вспоминал один из пленных, доставленных под конвоем на железнодорожный вокзал, Костицын, приехав туда на броневике, потребовал от них выдачи «подстрекателей», грозя-де расстрелять каждого десятого, а потом – и каждого пятого, из-за чего «некоторые в шеренге плакали, двое упали в исступлении и стали называть “мятежников”, главным образом – тех, кого не было в шеренге». В приказе, подписанном тем же утром, 29 октября, Костицын сообщал о подавлении «бунта», поднятого «горсткой безответственных лиц», заливших «братской кровью улицы Петрограда, Москвы, Киева, Винницы и других городов». Указывая, что «порядок восстановлен кровью и жертвами настоящих сынов Отечества», Костицын в качестве «военного комиссара Временного правительства» обещал «беспощадно душить всякую новую попытку бунта» против «революционной демократии» и, требуя немедленной сдачи захваченного оружия «представителям законной власти», объявлял Зубрилина «предателем Родины и Революции». Под влиянием начавшегося в полдень артиллерийского и пулеметного обстрела позиций «бунтовщиков» с левого берега Буга окруженные повстанцы согласились на мирные переговоры, от которых Костицын наотрез отказался, повторив свои ультимативные требования. Вечером, получив через парламентариев заявление растерявшегося Зубрилина о принятом им решении «прекратить военные действия 15-го полка» (большинство его солдат разбежалось, другие митинговали, а исполком совдепа, по сути, распался), Костицын, угрожая возобновлением обстрела, потребовал от «бунтовщиков» немедленно сложить оружие, разобрать баррикады на улицах и мостах, очистить здания телефонной станции и телеграфа. На следующее утро, 30 октября, вереницы солдат потянулись к Народному дому и, побросав там свои винтовки и пулеметы, разбрелись по окрестностям. Любые митинги и собрания, кроме похоронной процессии (а в ходе боев погибли четверо красных, двое юнкеров и одна местная жительница, задетая шальной пулей), были запрещены, и городская дума обратилась к Костицыну с выражением благодарности за «твердость и отсутствие колебаний, столь редкое у представителей власти в наше время». Но уже 2 ноября, узнав, что гвардейский корпус в Жмеринке, поддавшись на агитацию Бош, перешел на сторону большевиков и намерен двинуться на Винницу, Костицын со своим отрядом поспешил в Бердичев (Логiнов О. В., Семенко Л.I. Вiнниця у 1917 роцi: Революцiя у провiнцiйному мiстi. Вид. 2-ге, виправ. Вiнниця, 2011. С. 165–171, 173, 176–177, 179–187, 191, 193).
Впоследствии А. И. Деникин писал: «Был такой случай с Костицыным в сентябре или октябре, уже после моего ареста: судьба столкнула его снова с начальником того юнкерского караула, штабс-капитаном Бетлингом, который в страшный вечер 27 сентября вел нас, “бердичевскую группу” арестованных, из тюрьмы на вокзал. Теперь Бетлинг с юнкерской ротой участвовал в составе карательного отряда, руководимого Костицыным, усмирявшим какой-то жестокий и бессмысленный солдатский бунт (кажется, в Виннице). И вот наиболее непримиримый член бердичевского комиссариата, хватаясь в отчаянии за голову, говорил Бетлингу: “Теперь только я понял, какая беспросветная тьма и ужас царят в этих рядах. Как был прав Деникин!” Помню, что этот маленький эпизод, рассказанный Бетлингом во время одного из тяжелых кубанских походов 1918 года, доставил мне некоторое удовлетворение: все-таки прозрел человек, хоть поздно» (Деникин А. И. Путь русского офицера. М., 2007. С. 211).
В. В. Стратонов тоже вспоминал, что, «как рассказывал Костицын, он был единственный, который одержал над большевиками победу. Дело происходило в Виннице, где Костицыну, после трехдневных боевых схваток, сменявшихся переговорами с представителями большевиков (при последних он чуть не был предательски схвачен), удалось с помощью батальона юнкеров и небольшой части ударников обезоружить целую большевизированную дивизию. Его большевики объявили за это вне закона, и Костицыну пришлось скрываться в Петрограде под чужой фамилией» (Стратонов В. В. Указ. соч. Л. 225).
