идет
Дождь идет по российской глубинке —
Мельтешит по суглинкам дорог,
Обрывает кусты голубики,
Обивает родимый порог.
И висит над пустой колокольней,
Утекая в бездонный песок.
И сбивается с рифмы глагольной,
И бросается наискосок.
Он идет по бескрайним просторам
Летописной ковыльной Руси.
Остывает в лесах за Ростовом,
За Непрядвой в полях моросит.
Он идет по заброшенным весям,
Где давно не осталось живых,
По таежным ночным поднебесьям,
Мимо вышек
сторожевых.
Мимо лагерных страшных погостов,
Где рассвет – неизменно кровав,
Где от слез задыхается воздух
И от горя чернеет трава.
Он идет мимо тюрем, где до сих
Пор стреляют в затылок, в упор,
Где во тьме надзиратель гундосит
И уводит в глухой коридор.
Мимо черных разбитых землянок
Полосою, свинцовой, сплошной,
И солдатских высот безымянных
Он идет – проливной, обложной.
И встает у межи той последней,
Где кончаются беды и ложь,
Этот долгий, безудержный, летний,
Этот теплый, сверкающий дождь.
Сашка
Кто заплачет над Сашкой Якутом,
Над московским пропащим бомжом?!
Вот лежит он, рассветом окутан,
Финкой резан и водкой сожжен.
Вот качается тенью бездомной
В жуткой бездне за тонким ледком.
И летят над судьбой его темной
Стаи птиц и кричат далеко.
Свищет ветер над Сашкой Якутом,
Режет листья острее ножа
Над землей, по которой разутым
Он ходил, и в которой лежать
Нам придется когда-нибудь вместе,
Подпирать верстовые столбы…
Как не выкинуть слово из песни,
Нас не вынуть из общей судьбы.
Бабушка
На улице Ватутина
Стоял наш отчий дом.
В июльский жар полуденный
Прохладно было в нем.
На яблоках настоянный
Сквозил небесный свет
Над древними устоями,
Которых больше нет.
Жила там наша бабушка —
Стройна и высока.
Была строга и набожна.
И на подъем легка.
Лишь окна светом тоненьким
Краснели на заре,
Она уже подойником
Звенела во дворе.
Потом ходила с ведрами
На Волгу за водой —
Тропиночками твердыми,
По кромке золотой.
И прибиралась в горнице —
Ведь голова всему.
Летала птицей-горлицей
По дому своему.
Читала на ночь Библию,
Как было испокон.
И, как в годину гиблую,
Молилась у икон
Над каждой похоронкою,
Над каждым из сынов —
Над черною воронкою
Своих