почувствуй Богиню в себе. Это все, что я могу тебе дать.
Приблизившись, жрица дрожащими пальцами взяла украшение.
– Бл-благодарю вас, госпожа. – Линетта поспешила отойти от высокого кресла храмовницы.
– Да, у меня будет еще одна просьба, личного характера. По приезде в Кольдерт передай приветственное слово моим сыновьям, Гленну и Тиранту, и спроси, скоро ли они навестят свою мать. Гленна, думаю, ты помнишь, с Тирантом он тебя познакомит. Правда, Тирант воспитывался в христианской семье и теперь сам христианин, не сказать что слишком набожный, но все же в разговорах с ним лучше не говори о богах.
– Как прикажете, ма… матерь, – осмелилась Линетта. Глаза подозрительно заблестели.
– Тогда ступай. Не забудь завтра утром встретить с нами рассвет, к полудню отправишься. Настройся как следует.
– Спасибо, владычица.
Нелла улыбнулась, дожидаясь, когда девчонка уйдет. Она и впрямь по-своему любила Линетту – робкую, тихую, такую преданную и честную. Но все сущее должно быть обращено на пользу Праматери, его породившей, независимо от чувств. Только если принять это, только если признать, что в конечном счете существует лишь одна любовь – любовь к Всеединой, – только в этом случае и можно стать храмовницей.
Грей по-прежнему не скрывал презрения и недовольства, едва Шиада появлялась в его комнате. Сыпать оскорблениями перестал, но все так же возмущался и ворчал при каждом удобном случае. Ему не нравилось все: настои, мази, то, как невестка дышит, как сидит, ее молодое лицо. Однако стоило жрице пропасть на день-другой, Грей орал, что велит высечь девчонку, забывшую о своих обязанностях. Да орал так, что замок ходуном ходил. Такого не скажешь вслух, но Грей прекрасно чувствовал, как без лекарств жрицы боль его возрастала. И уж тем более никому бы Грей не сказал, как ненавидел себя и Шиаду за эту треклятую зависимость.
– Зачем ты ходишь за мной? Мужу слово дала? – спросил однажды свекор.
– Обучаюсь терпению.
– Или думаешь, что тебе после смерти зачтется за доброе дело? Надеешься, что это спасет твою душу от адского огня?!
– Я не верю в ад, старик. А богов никакой ложной добродетелью не обманешь – они от начала времен знают каждый наш поступок и кто чего заслуживает.
– И за какие, интересно, поступки я так мучаюсь?! – крикнул Грей и тут же отвернул от женщины искаженное злобой лицо.
– Долго умирают или в знак жертвы, или за грехи. Думаю, ты знаешь, что из этого относится к тебе.
Грей трижды переменился в лице, подбирая в голове ответ, но жрица перебила:
– Не ври хотя бы себе.
Уходя, Шиада плотно закрыла за собой дверь, задавшись вопросом: и впрямь, что за грех совершил Грей, если его искупление столь долго? Ответ не заставил себя ждать.
Спустя еще две луны Грей, недобро покосившись на невестку, наконец сказал:
– Шиада, твоя душа уже проклята и хуже тебе не будет, так будь добра, помоги мне умереть.
– Воздержусь, – вежливо отказала жрица.
– Сама