target="_blank" rel="nofollow" href="#image3_59ce5a2c3919ce08002690ba_jpg.jpeg"/>
После душа она села в гостиной за большой круглый стол, поставив перед собой кружку с заваренным из пакетика чаем. Посмотрела на часы. В запасе оставалось чуть больше часа. Можно было наспех перекусить – сварить яйцо и сделать парочку бутербродов. Кажется, в холодильнике оставался сыр. Но нет, никаких бутербродов. На дело надо идти с пустым желудком. Голодная красота – вот та сила, с которой следует пускаться в рискованные предприятия. Ни один мужчина не разберет, какого сорта этот голод и откуда он происходит – из живота или откуда-то пониже. У мужчин очень примитивные психолокаторы. И сегодня предстоит в очередной раз это проверить. Пришло время сыграть по-крупному.
Анна окинула взглядом гостиную. Пора попрощаться с домом, в котором она прожила почти шесть лет. Было ли это место для нее настоящим домом? Трудно сказать.
В дальнем углу гостиной – пузатый шкаф викторианской эпохи, антикварная вещь, «жемчужина» интерьера. На его полочках расписные блюдца на подставках, такие же старомодные и бесполезные, как он сам. У окна низкий столик с аудиоаппаратурой, рядом кресло с наушниками на сиденье. Верх кресельной подушки засален, на подлокотниках следы чего-то жирного, скорее всего, пятна соуса карри. Слева у стены тумбочка, на ней лампа с квадратным плафоном из рифленой бумаги. Около лампы фотография в проволочной рамке. На фотографии улыбающийся Стивен в жениховском наряде и счастливая Анна в свадебном платье. Невидимая рука держит у нее над головой букет роз с серебристой лентой.
В центре гостиной стол, вокруг которого шесть стульев. Анна не помнит ни одного случая, чтобы все стулья оказались заняты. В лучшем случае пустовали только два – когда в гости приходили Ник и Кэтти, друзья дома, единственные приятели, уцелевшие со времен розового букета на снимке. Все остальные, кто был на свадьбе, раскатились, как бисер по полу, и только флегматичный Ник и пышка Кэтти продолжали держаться друг за друга и за общество Анны со Стивеном.
Когда заезжали его вечно спешащие куда-то родители, за стол усаживался только отец, худощавый ирландец с ироничным взглядом, а рослая мать тяжелой поступью преследовала сына по всему дому и монотонно бубнила что-то на ходу. Независимо от содержания ее рассказа – было ли это повествование о недавней поездке на Бали или дело касалось забастовок в лондонском метро – тон ее речи никогда не менялся, всякий раз это был один и тот же занудный, назойливый, приставучий бубнеж.
Отец лукаво подмигивал невестке, что означало – сегодня за рулем супруга, можно отпустить тормоза. Анна приносила из кухни бутылку вина и пару пузатых бокалов. Пока мать с сыном наподобие паровозика с одним-единственным вагоном шествовали по дому, за столом в гостиной проходила молчаливая дегустация вина. В бутылке оставалось не больше трети, когда по лестнице со второго этажа с шумом скатывалась мать и, встав на пороге комнаты, объявляла мужу,