окна глядят такие же окна и справа, и слева, и спереди, и сверху? Теснота позволяла разглядеть, что готовится у соседа на обед и какого цвета у соседской жены пеньюар под халатом.
Войдя во двор, Черняк попал в атмосферу ссоры, что происходила у самых ворот – дворник Иван Прокофьев выяснял с посторонним возницей, куда сгружать привезенную мебель – новёхонький комод красного дерева и железную кровать с шишечками. Вокруг столпились несколько человек «болельщиков», поддерживающих ту или другую сторону. Дело явно шло к доброй рукопашной: возница намеревался разгрузиться и уехать, оставив мебель под окнами заказчика, а Прокофьев запрещал оставлять имущество во дворе и желал видеть грузчиков, которых, разумеется, почему-то не было. Черняк из чисто мужского любопытства тоже остановился, но позади остальных – решил понаблюдать кто же кому и как даст в лоб. Можно сказать, что в эту минуту обычный обыватель победил в нём полицейского. Тут к нему сзади неслышно подошел старший дворник, Анисим Щёткин и тихо произнес: «Ваше благородие, Вы спрашивали жильца из 8-й квартиры, которого давеча днём не застали – так вот он стоит, Семен Константинов» – Анисим кивком указал на рослого дюжего мужика в косоворотке с деревянным ящиком с ручкой в руке, в каких обычно мастеровые носят свой инструмент.
Черняк подошел к указанному мужчине, сказал, что, дескать, надо поговорить, и они поднялись в квартиру №8. Про себя Черняк отметил, что ссора во дворе с появлением Анисима как-то сразу свернулась и пошла на убыль.
С этим свидетелем, Константиновым, Черняку опять повезло. Это был плотник, мастер по остеклению фасадов, работал по соседству, а ночевал всегда дома. Семён провел полицейского на кухню, выходящую единственным окном во двор, и на вопрос «не видел ли он Мироновича вечером в субботу, 27-го, или в ночь с субботы на воскресенье?», рассказал следующее:
– Ночью я проснулся (вообще-то я обычно крепко сплю) оттого, что меня разбудил кот, поганец. У меня в кухне мыши водятся, так он их ловит по ночам, что сказать? дело обычное… А в ночь с субботы на воскресенье, мерзавец, свалил ушат. Ну, тот и загремел. Звук был такой, словно весь мой железный инструмент вместе с коробом на кусочки разлетелся. И это ночью-то, в тишине! Я проснулся, конечно, подскочил, пошёл на кухню посмотреть. Глянул в окно (а у меня как раз за окном ледник), смотрю, а возле ледника шарабан стоит.
Черняк, стараясь не показать внезапно накатившего волнения, не спеша подошёл к окну, выглянул во двор. Действительно, прямо под окошком выглядывал скат крыши ледника – холодного подвала, где обычно хранят продукты.
– Какой шарабан? – спросил Черняк внезапно осипшим голосом.
– Обычный, одноосный. Запряженный в одну лошадь.
– Понятно… Как думаешь, Семён, чей это был шарабан?
– На этом месте всегда только Миронович свой возок оставляет, –