достоин памяти потомков! Но он-то ещё жив, – вождь всех народов! Зачем ему памятник, почему его портрет украшает фасад заводского клуба?
И всё же клуб, был радостью для мужиков (в буфете по праздникам было пиво), и единственной отдушиной для молодёжи и молодых вдов (по воскресеньям были танцы под духовой оркестр).
Кроме этого культурного центра, – клуба; площадь окольцовывали школа, почта, баня, маленький базар в пять столов и магазин, у двери которого на серой доске с колёсиками сидел безногий мужчина с двумя рядами орденов и медалей на груди.
Сер и непригляден был посёлок, но жители его дорожили им. Там, – за косогором, на посёлке «Восточный» эвакуированные жили намного хуже. Жилищем им служили не хибары и не бараки, а землянки с дощатыми односкатными крышами, возвышающимися над землёй не более чем на 1,5—2 метра.
Мрачное время, если смотреть на него с высоты сегодняшнего дня; и светлые дни, если видеть их глазами тех, кто перенёс войну, кто вошёл в первый год мирной жизни.
Жили трудно, тяжело, но на лицах людей не было гнетущей хмурости и зависти, они светились радостью жизни. Да и почему бы не радоваться им? Победа!!! Это главное! Но не менее важными был завод и река! Завод давал работу, а заречные луга и лес сено для скота и ягоды. Река делилась своими дарами, – стерлядью и осётрами, щукой и килограммовыми окунями и, конечно, разнообразной рыбной мелочью, из которой готовилась настоящая сибирская уха.
Счастливо жили! Лишь у одного человека в посёлке всегда был скорбный вид. Это была женщина, которая несла в себе боль войны. Сторонилась она людей, была замкнута в своём мирке, но ведомом всем старожилам и эвакуированным. Забрала у неё война любимого мужа и двоих детей. Редко выходила она из своего перекосившегося домика, огороженного сгнившим забором, но когда шла в магазин, да по неотложным делам, то каждому мальчику или девочке, встречающимся на пути, предлагала конфеты, а они от неё бежали что было мочи, – боялись. Её тёмное одеяние пугало их. Лишь одну Верочку не пугали чёрный платок и чёрное платье Дуни. Безбоязненно подходила она к ней, ласково смотрела своими голубыми глазами в её глаза и что-то тихо говорила. Дуня гладила её по головке, называла Лялечкой, угощала конфетами, затем, прощаясь, крестила Верочку и медленно продолжала свой путь. Верочка долго смотрела ей вслед, махала маленькой ручкой, потом, вздыхая, возвращалась к своим важным играм-делам.
Посёлок. Своим фасадом он смотрел на луга, при разливе Оби заливаемые водой. В его затылок упирался косогор, поросший боярышником, искривлёнными берёзами, подтачиваемыми родниками, и густой крапивой, более злой, нежели сам чёрт. Верочка боялась крапивы, очень сильно она жалила, но Верочка очень сильно любила и ягодки боярышника. Своими рубиновыми каплями они постоянно манили её к себе. И Вера, превозмогая боль от укусов крапивы, по узкой тропе взбиралась по косогору