снились сны. Но он обычно не мог припомнить, что именно снилось, даже если просыпался в слезах, или с температурой, что изредка случалось. Тогда бабушка поила его травяным чаем, спрашивала – ну что ты, что ты… плохое что-то привиделось, а?.. Ничего, молитовку прочту сейчас, и повторяй за мной: Господи, живый в помощи… убереги от страха ночного, и вещи, во сне приходящия… и спокойно заснешь, страхов больше не будет.
Он послушно повторял, размазывая слезы по лицу и утыкаясь в пуховый платок, который накидывала бабушка, если приходилось вставать ночью. Он действительно ничего не помнил, и не понимал ничего – какое-то лицо, как будто знакомое, но очень грустное и встревоженное, и голос, который говорил… что-то говорил… звал, может быть? – нет, не вспомнить… Но молитовка помогала, слезы уходили; мальчик выныривал из платка, и видел задернутое шторой окошко, белый угол печки, ходики на стене, мирно отстукивающие секунды.
– Бабушка, а почему часики такие старенькие?
– Так ходили-то сколько! Вот и пообносились в дороге… Высохли слёзки-то? – спать давай; завтра с утра нам с тобой в лес, за шишками – самовар будем ставить, а то уж он, поди, соскучился, – чего-то всё мы с тобой с чайником да с чайником…
– К Бобровой плотине пойдем?!
– Нет, к плотине как-нибудь потом, там всё больше ели, сосновой шишки мало. А завтра за шишками. И я тебе волшебное дерево покажу…
Бабушка крепко прижимала мальчика к себе, гладила по голове, крестила и напевала колыбельную высоким, тихоньким, но чистым голосом:
– …Баю-баюшки-баю,
Спи, я песенку спою.
В няньки я тебе взяла
Ветер, солнце и орла.
Улетел орел домой,
Солнце скрылось за горой.
Ветер после трех ночей
Мчится к матери своей…
Ветра спрашивает мать:
– Где изволил ночевать?
То ли волны все гонял,
То ли звезды все считал?
– Не гонял я волн морских,
Звезд не трогал голубых.
Я ведь мальчика качал,
Колыбельку охранял…
И мальчик засыпал, уже спокойно и до утра.
На следующий день он проснулся рано, потому что всё свербело в голове, какое такое чудо-дерево покажет бабушка?
А она с утра, как назло, долго искала специальную корзину для шишек, потом мальчиковы ботинки, которые, как нарочно, разбежались ещё с вечера по всей прихожей, и упрятались, кто под лавку, кто в тумбочку; потом искали бабушкины очки; потом ещё что-то совершенно необходимое и нужное потерялось… Когда стало почти ясно, что так сегодня никто и никуда не пойдёт, и мальчик совсем было наладился взвыть протестующе (ну, в самом-то деле, а?!), и даже слезы приготовился нашмыгать, чтоб уж наверняка, – тут бабушка вдруг скомандовала выход, и громко щелкнула за спиной мальчика норовистым дверным замком. Сад, махнув на прощанье ветками почти доспевшей желтой сливы,