булочками, две плоские рыбины, жизнерадостного вида салат, бутылка вина в кулере и нечто спрятанное под стальным куполом. Портье покосился на меня, испуганный, словно кролик. Потом его влажные глаза снова устремились на Квик.
– На сегодня все, Харрис. Спасибо, – поблагодарила она старика.
– Всю неделю вас не было, мисс, – ответил он.
– Э… очередной отпуск.
– Отдыхали где-то в хорошем месте?
– Нет. – Квик на мгновение пришла в замешательство. – Просто была дома.
Внимание портье переключилось на меня.
– Что-то не похожа на ту, прежнюю, – сказал он, склонив голову набок. – А мистер Рид знает, что у вас тут черномазая?
– Это все, Харрис, – сдавленным голосом проговорила Квик.
Портье пронзил ее недовольным взглядом, оставил тележку и попятился к выходу, напоследок уставившись на меня.
– Харрис, – сказала Квик, когда он ушел, причем с такой интонацией, словно само его имя служило достаточным объяснением. – Потерял руку в битве при Пашендейле[10]. Отказывается уходить на пенсию, а ни у кого не хватает духу его выгнать.
Слово, произнесенное портье, повисло в воздухе. Квик встала и подала мне тарелку с тележки.
– Если не возражаете, можно поставить ее на письменный стол.
Другую тарелку Квик отнесла на свою сторону стола. Она обладала стройной маленькой спиной, с торчащими, словно пара плавников, лопатками. Бутылка была открыта, и Квик налила нам по бокалу.
– Очень хорошее вино. Совсем не то, которым мы потчуем посетителей.
Вино забулькало громко, празднично и по-бунтарски, как будто Квик среди бела дня наливала мне чудодейственный эликсир.
– Ваше здоровье, – быстро сказала она, поднимая бокал. – Надеюсь, вы любите камбалу.
– Да, – ответила я, хотя никогда этой рыбы не пробовала.
– Итак. Как отреагировали ваши родители, узнав, где вы теперь работаете?
– Мои родители?
– Они вами гордятся?
Я пошевелила пальцами ног, сдавленными обувным заточением.
– Мой отец умер.
– Ох.
– Моя мать так и живет в Порт-оф-Спейн. Я единственный ребенок. Возможно, она еще не получила моего письма.
– Вот как. Должно быть, вам обеим приходится нелегко.
Я подумала о матери, о ее вере в Англию – место, которое ей так и не суждено было увидеть. Подумала об отце, призванном в ВВС Великобритании и сгоревшем в облаке пламени где-то над Германией. Когда мне было пятнадцать, премьер-министр Тобаго провозгласил, что будущее детей с островов находится в их школьных ранцах. Моя мать, готовая на все, чтобы моя жизнь сложилась иначе, чем у них с отцом, поощряла меня к самосовершенствованию. Однако к чему были эти усилия, если после обретения страной независимости всю нашу землю распродали иностранным компаниям, вкладывавшим прибыль в экономику своих стран? Что нужно было делать нам, молодым, если, запустив руку в свои ранцы, мы не обнаруживали там ничего, кроме