теплый шарик, из одних нежных рук в другие, а из других в третьи. Но, вероятно, в самой природе вещей заложена парность, которая всегда вытеснит третьего и оставит только двоих для продолжения любого процесса. Мы уже начинали чувствовать, что это случится и с нами. Кто будет принесен в жертву, было еще не ясно, и все время что-то перевешивало то в одну, то в другую, то в третью сторону.
Мы втроем тащились по раскаленным дорожкам зоопарка. Теплая газированная вода только усиливала жажду. Разъезжаться по домам совсем не хотелось. Возле клетки с верблюдом, где Таня отважно предложила чудовищу кусок булки, мы с Зоинькой вдруг пересеклись взглядами.
–Бежим? – предложила одна шепотом.
–Бежим! – ответила вторая.
Таня ничего не замечала и продолжала увещевать верблюда своим колоратурным сопрано. Мы с Зоинькой осторожно отступили в тень дохленьких деревьев, потом проскользнули между смердящими вольерами и быстро продвинулись в сторону выхода. Уже издалека мы видели Таню, которая растерянно смотрела по сторонам. В эту секунду совместно совершенное преступление связало нас навсегда.
Очень сложно притворяться, когда любишь другую, другого, другое. Когда душит желание отделиться, отвязаться, отпустить нелюбимые руки, разбежаться в разные стороны и не встречаться больше никогда. Конечно, это было предательством. Но разве нет предательства в любой страсти, в любой привязности, в любом соединении? Ведь в этот момент обязательно причиняешь кому-то боль, отнимаешь у одного в пользу другого. Причем отнимаешь с кровожадным удовольствием. Иначе и быть н6е может. Кто не согласен со мной, пусть покопается на заброшенных свалках своей души. Там он найдет истлевшие останки своих замученных нелюбовью жертв.
Мы с Зоинькой как на крыльях неслись в сторону Арбата, как будто крик Тани «Девочки, куда же вы?!!!» еще мог настичь нас по дороге.
–Она, наверное, здорово на нас обиделась.
–Да, бедненькая Таня. Стоит там одна возле верблюда. А мы – такие заразы!
–Ужас просто! А как ты догадалась, что я хочу смыться?
–Я сама хотела смыться больше всего на свете. Ну и жара сегодня.
– Давай зайдем куда – нибудь, посидим в прохладе.
Старый Арбат был еще одной причиной страстного желания оказаться в Гнессинке. Каждый день можно будет болтаться здесь сколько угодно. Нарядная пешеходная улица в серой Москве – уму не постижимая роскошь. Художники продают здесь картины, музыканты играют прямо на мостовой, поставив на землю раскрытые футляры, в которые прохожие кидают монеты. Грузинский салон с украшениями и ресторанчиком, где вполне можно наскрести на порцию хачапури. В тот день денег на кафе у нас не было. В галантерейном магазине можно было немного остыть под вентилятором, но остаться подольше не получилось. Грудастые тетеньки в специальных фартучках уже начали шипеть на нас. Мы вышли снова на душную улицу.
Совсем рядом оказался небольшой уютный часовой магазин. Мы толкнули тяжелую