что из ревности! Ну, нет там ничего, кроме ревности этой! Наследство неубедительно очень!
Весник, который давно уже занимался своими делами, последнюю реплику уловил.
– Ты с моими авторами поосторожней, – велел он издалека, – особенно с гениями! Неубедительно, понимаешь ли! Все убедительно! Дим, ну где Маша застряла? Приглашать народ на совещание или рано еще?
– У Маркова она, ты же знаешь.
В нагрудном кармане у него завибрировал телефон, и он вытащил трубку.
Номер был знакомый.
Дьявол. Он обещал позвонить и не позвонил.
Лицом и плечами он сделал Веселовскому какой-то знак, который тот, видимо, хорошо понял, потому что кивнул и уткнулся в журнал, всем своим видом подтверждая, что ничего не слушает.
– Алло, Люда, привет.
– Ты опять занят?
– Занят, – признался Родионов. – Я в издательстве.
– Я тебе домой звонила, но там твоя… монахиня Калистрата подошла. Я не стала тебя просить, потому что все равно не позовет!
То, что она звонила ему домой, напомнило ему нечто неприятное, и он некоторое время пытался вспомнить, что именно, да так и не вспомнил.
– Дима, я соскучилась. Когда мы встретимся?
– Я не знаю. Я тебе потом сам позвоню.
– Вот ты все не знаешь и не знаешь! А если уведет меня кто-нибудь, что ты станешь делать?
– Ничего не стану делать, – пробормотал Родионов. – Я не Ромео.
Веселовский хмыкнул из-за своего журнала, но головы не поднял.
– Дим, я не расслышала!
– И хорошо, что не расслышала, – громко сказал Родионов. – Я просил, чтобы чай принесли.
Это показалось ей подозрительным и даже отчасти обидным.
– Ты что? – спросила она. – В ресторане?
– Я в издательстве, – повторил Родионов терпеливо. – Я тебе уже говорил.
– Дим, когда мы встретимся, а? Месяц прошел, как мы виделись! Может, уже пора опять повидаться?
– Я в Киев улетаю, – сообщил Родионов, наскоро подумав о том, что порция беззаботного секса ему не помешала бы, особенно перед тяжелой командировкой. Как спортсмену перед Олимпиадой. – Послезавтра.
Люда расстроилась и рассердилась, он моментально это почувствовал.
– Дим, а я что? Ничего для тебя не значу, да? Совсем ничего?
Это была истинная правда – она же сермяжная, кондовая, посконная и домотканая, – но Люде об этом лучше не сообщать.
– Почему ты мне говоришь о том, что уезжаешь, в самую последнюю минуту?! А эта твоя швабра с тобой едет, да?
Родионов промолчал.
Их отношения были устроены таким особенным, волшебным и очень удобным для него образом, что ни на какие такие вопросы он не отвечал и ловко делал вид, что вообще их не слышит. Заставить его их услышать было решительно невозможно.
Веселовский глянул на него лукавым глазом, перелистнул журнал и опять углубился в чтение. Весник на заднем плане водрузил на стол ноги в полированных штиблетах, сцепил пальцы на животе, откинулся на спинку кресла и монотонным голосом продолжал отчитывать