степи о хане Атраке, и хан Саручан, едва получил весть о смерти Владимира Мономаха, направил гонца в стан Атрака, и пел хану Орев-сказитель, певец, песни родные половецких степей. Но хан, слушая песни, молчал. Сказывал новости, что накопились в степи, хан долго молчал. Рассказывал сказки о подвигах хана Башлы и смерти Итларя, тут хан не молчал, напевая про дядю. Устал половецкий посланник, устал: не удается направить орду Атрака на земли родные, хоть плачь. И решился тогда Орев на последний намек, на надежду: достал из широких штанов травку родную, полынь, что называлась «авшан». Тогда только вздрогнул могучий, заматеревший Атрак.
И сказал тогда фразу, что веками потом неслась по степи: «Лучше на своей земле мертвым быть, чем в чужой славным живым!» И направил орду на Донец, в родимые, родинные степи.
Но это будет потом, очень и очень не скоро. А пока…
Ни рассказчик, ни его благодарные слушатели в пылу сказа не замечали, что и полон, и члены отряда давно уж проснулись от шума и гама, от гортанных выкриков что рассказчика, что его двоих сопереживателей. Пленники, хотя ни словечка не понимали из гортанной речи половецкой, с улыбками да тихим смешком наблюдали за молодецкой горячностью. Тлели, серым пеплом покрывались уголёчки костра, за живостью сказа о бое и рассказчик Атрак, и два стража не заметили угасавшего костерца…
Почти у цели
Серый рассвет раннего солнца поднял отряд, и люди стали живее, ощущая в новой природе пейзажа могучее дыхание жизни. Ярче становились краски трав и деревьев, деревья становились все пышнее и гуще, дорога живее. И хотя отряд избегал проторенной дороги, шагая по балкам, но и в балках кипела могучая жизнь. Косули шарахались по низким кустам, ежи забавно фыркали длинными носиками, из далеких лесов вечерами слышался волчий вой. Плавно парили орланы, дикие стаи бакланов дерзко хохотали над недальним морским побережьем.
Половцы знали дорогу. Дорога петляла между холмами, дикими виноградниками, где зеленые гроздья кислели, еще не налившись медового сока, вброд переходили узкие речки Бельбек или Альму, речки не речки, так, в эту пору скорее ручьи. Ручьи то ручьи, но половцы знали, что в зимнюю пору, когда полноводны потоки, эти речушки превращались в бурные сели-потоки, смывая с корнями деревья, сметая косуль и траву, неся в недалекое море добычу. Но сейчас речушки дали напиться коням, человеку. И те, и другие жадно пили чистую сладкую воду, что тихо лилась с недалеких горных вершин.
Все ближе гряды холмов, все круче холмы, они на глазах превращались в горы. Могучая природа Таврики-Крыма-Тавриды, буйная зелень, множество зверья, все вливалось в тела отупевших людей живительной силой, и пленники оживали.
Атрак был доволен: полон, очищенный черными грязями сакских озер, наполнялся крымской природой, полон оживал, кормимый обильно мясом косуль, зайцев и какими-то ягодами и травами.
Атрак был доволен: полон становился все выгоднее для продажи. Чистые лица славянских рабынь, чистые русые волосы привлекут много купцов-перекупщиков,