и закончил: «исключить из рядов комсомола как врага советской власти».
Кажется, этого не ожидала даже Зоя Михайловна. Она робко вставила, что демагогия в выступлении Быховского, конечно, была, но врагом советской власти он себя не показал.
– А на чью мельницу он лил воду своей демагогией? – не унимался свирепый. – При Сталине его бы…
Эта проговорка и решила Марикину судьбу.
– Мы говорим сейчас не о том, что было при Сталине, – необычно мягко (видимо, перепугался) сказал секретарь. – Какие ещё будут мнения?
Народу за столом сидело не так уж много, но Марика обсуждали очень долго. Так что ни на кого больше у бюро времени не хватило.
– Итак, – подвёл черту секретарь. – В порядке поступления ставлю на голосование два предложения. Кто за то, чтобы исключить Быховского Марка Яковлевича из рядов ВЛКСМ? Голосуют не только члены бюро райкома, – объяснил он нам, – но и комсомольцы класса.
За это предложение проголосовал тот, кто его внёс. Все остальные были против.
– Кто за то, – продолжил секретарь, – чтобы объявить Быховскому Марку Яковлевичу строгий выговор с занесением в учётную карточку? – И первый поднял руку.
Я смотрел на ребят. Руки они тянули неохотно, трусливо. Марина Браславская как-то быстро взмахнула рукой и тотчас её опустила. «Кто против?» – спросил секретарь, не глядя на нас. Я поднял руку. «Кто воздержался? – секретарь смотрел в какие-то бумаги. – Итак, принято единогласно».
– Нет, – сказал один из членов бюро. – Есть и против.
– Кто? – вскинулся секретарь.
– Я, – объявил о себе я.
– Фамилия? – спросил секретарь, обращаясь к Зое Михайловне.
– Красухин, – сказала она.
Секретарь записал.
– Ладно, – пообещал он, – разберёмся. А пока что большинством голосов принимаем решение объявить Быховскому строгий выговор с занесением. Все свободны.
Марик шёл со мной очень подавленный. «Надо же, – говорил он мне, – ни у кого больше не хватило смелости хотя бы воздержаться». «Что поделать? – отвечал я. – Каждый трясётся за свою шкуру!»
Заканчивая свой рассказ об этом эпизоде, скажу, что нас с Мариком он сблизил ещё больше, что долго я ждал вызова в райком, а потом решил, что секретарь забыл о своём обещании разобраться. Зря решил. Потому что, когда становился на комсомольский учёт на заводе, Игорь Штаркман, секретарь комитета комсомола завода и института, спросил, за что я получил строгача с занесением. «Я его не получал», – удивлённо ответил я. Но Штаркман показал мне мою карточку. «Значит, мне его дали в моё отсутствие», – ответил я и рассказал Игорю о том бюро. «Плевать, – сказал Штаркман, – ты ведь рабочий, так что клади на это с прибором». Я так и сделал. Очевидно, Штаркман добился, чтобы выговор с меня сняли. Потому что больше об этом выговоре мне нигде никто никогда не напоминал.
Часть третья
1
Мне восемнадцать лет. И значит, я уже окончил школу и устроился на завод, где работал отец, при