быть, чтобы в этом огромном доме, который и люди-то, кажется, покинули совсем недавно, не осталось ну хотя бы свечного огарка!
Варвара бежала по галерее, вытянув перед собой руки, ничего не видя, ослепнув от близких грозовых вспышек. И те, за окнами, следовали за ней, вились костровым дымом, и это было как во сне, когда нет сил очнуться, сбросить с себя наваждение…
Потом она оказалась в тесной комнатке с единственным окном. В перекрестье рам запуталась бело-зеленая переливчатая звезда. Ветер вздувал занавеску. Дождь, утихая, сонно стучал по жестяному карнизу. Пахло пылью и растопленным воском.
Варвара задыхаясь, присела на узкую кровать у стены. Повела рукой. Глаза понемногу привыкали к темноте. Два кресла друг напротив друга, приземистый, с покоробленной от времени перламутровой мозаикой на панелях выдвижных ящиков комод. В одном из ящиков нашлись свечи. Много. Варвара рассеянно гладила кончиками пальцев маслянистый, прохладный воск. А спички у Анджея, вот жалость.
Свечи были толстые, в руках умещалось с полдюжины. А ей почему-то казалось, что нужно как можно больше, чтобы в той зале с камином, в которой устроился Анджей, сделалось светло, как днем. Тогда эти, за окнами, не посмеют даже сунуться. Варвара нагребла свечей, сколько могла, в короткий подол платья и так, осторожно, почти наощупь, побрела назад, искренне надеясь, что не заплутала в переходах и сможет найти дорогу обратно.
…Это было платье!.. Хотелось замереть, перестав даже дышать, и погрузить лицо в расшитые серебряными нитями складки длинной льющейся сукни, и чувствовать щекой, как проступает в прорезях рукавов и лифа прохладная кисея нижней камизы. У ткани был непонятный и волнующий запах – увядших трав, вереска и полыни, едва слышная нотка тления примешивалась к нему, бередила душу, но это не мешало нисколько. И еще вэлюм – длинный, невесомый, похожий на замерзшую паутинку.
Ни о чем не думая, Варвара свалила свечки тут же, где стояла, на широченную кровать под балдахином, в несколько движений высвободилась из своего платьица. Ей казалось, что в одиночку она ни за что не справится с крючками и шнуровками, но старинный строй оказался удобным и простым, как старая рубашка.
Расправляя вэлюм, Варвара нащупала в складках кисеи узкий серебряный обруч, в который были вправлены редкие, но довольно крупные янтарины. Темно-медовые, почти черные от времени, с прозрачными золотыми искрами внутри. Она вдруг поняла, что видит и платье, и венец так ясно, как если бы вокруг стоял белый день, но пугаться было некогда.
Серебро обхватило виски. Будто оборвалась внутри ледяная глыба.
Она пошла – поплыла в лунном луче, сияющий тонкий силуэт – будто слепая, ничего не видя перед собой, не думая ни о чем. Прибой далекого моря бился и звучал в ней, как церковный хорал, и казалось, что ничего невозможного нет.
Двое мужчин в старинных одеждах сидели у стола – друг против друга. Между ними стояли