из Холмогор в Тюмень было переведено пятьсот стрельцов. Документы свидетельствуют, что весь их путь сопровождался страшным разбоем. Наверное, местные жители считали их хуже захватчиков, ведь сопротивляться против государевых людей было себе дороже. И им оставалось лишь одно – жаловаться царю.
Читая челобитные испуганных жителей, даже и не верится, что такое может быть, ведь все были гражданами одной страны, соотечественниками, одной веры, но документы вещь упрямая и безжалостная:
«Мы, государь, собрав все подводы сполна – всего 950 подвод, ждали их с конями более недели. А как они прибыли, то начали старосту Ваську, посадских целовальников и волостных крестьян и земского дьячка во дворе бить и увечить на смерть, и вымучили у нас денег 220 рублей».29
Челобитчики добавляют, что переведенцы не спешили отправляться дальше, а прожили у них более недели, всё это время били людей, грабили и разоряли дома, к тому же забрали ещё много телег.
Отчаявшись, староста, земской дьячок, волостные целовальники нашли было убежище в избе воеводы Головачёва, но, как далее пишут страдальцы, им это мало помогло:
«Те же стрельцы со своими начальниками проникли туда и с пищалями, саблями, шпагами и опять их били, а воеводу ругали всякими матерными словесами».30
Если такие бесчинства творились в городе, где был воевода со своими людьми, то легко себе представить, что творилось в деревнях, где никакой защиты против этой разбойничьей орды и в помине не было.
Тот же злополучный отряд стрельцов, когда отправился дальше, то продолжил опустошать деревни, которым не повезло оказаться у них на пути. Они не только забирали коров, овец, свиней и другую домашнюю скотину, но ломали житницы, выгребали всё зерно. Доставалось и крестьянам и проводникам – их жестоко били и мучили. Это привело к тому, что волости Усольского уезда опустели, а крестьяне оказались разорены.
Сейчас, конечно, нам неведомо, верил ли царь сетованиям своих подданных, но когда жалобы челобитчиков всё же достигали кремлёвских палат, оттуда обычно следовал грозный указ воеводе того сибирского города, куда переводились служивые люди, приблизительно такого содержания:
«Сыскать накрепко и виновных бить батогами, сажать в тюрьму, животы их ограбить, а пущего вора повесить».31
Провинившиеся, разумеется, пытались оправдываться. Один из военачальников этого печально знаменитого отряда стрельцов отписал в Москву, что взяли они с крестьян более трёхсот рублей, и в другом уезде собирали деньги, но сколько, уже не помнит, а потом обеливает себя в глазах государя, обвиняя во всех грехах своих подчинённых:
«А когда я начал унимать их от воровства, то стрельцы, скопясь с товарищи, учали меня лаять матом, всякою непотребною лаею и хотели убить до смерти. А потом они поехали вперед и по деревням воровали, крестьян били