56 исторических миниатюр и 34 текста на 9 иностранных языках. Сборник
тех, кто мне близок? – отвечал Гамлет.
– Робинзон – или отшельник – это, конечно, совсем другой тип личности, другое устройство мировоззрения, – вступила в обсуждение третья сущность. – Уметь быть в уединении, верить, читать священные тексты. А если «ни во что не верит – назло всем»?
Гамлет промолчал. Пожал плечами. Потом добавил:
– Я тоже – может быть – Робинзон. «И снизу лёд, и сверху – маюсь между». Придет время, вспомню священные тексты.
– Значит, тебе с нами комфортно? – спросила четвертая сущность.
Гамлет снова промолчал.
Удавка не его шее подзатянулась.
В реальном пространстве мастерской Художника Поэт поднялся со стула и сделал стойку на руках: вниз головой и вверх ногами.
– Отлично, – оценил Художник. – Не возникала мысль пройти на яхте в одиночку, от Южной Африки до Австралии? Через Индийский океан, сквозь «ревущие сороковые»?
Поймав мгновение шутливости, Поэт попросил:
– Эти сущности на портрете меня словно раздражают. Нельзя ли затенить их еще более?
– Но я их уже по Вашей просьбе затенил, их почти не видно. Впрочем, можно сделать пару мазков, раз поступила такая просьба.
Художник сделал несколько движений кистью и произнес:
– Но удавка-то никуда не исчезает… Затягивается…
Поэт промолчал. Потом повернулся к портрету.
– Видно мастера, – высказался он. – Страсти, страсти, страсти! Вы великолепный художник, маэстро. Никто, никто, никто не смог бы написать такой портрет!
– Хотелось бы быть похожим на Вас, – вырвалось у Поэта.
– Помолитесь за меня! – добавил Владимир Высоцкий.
– Я молюсь, – ответил Художник, невольно коснувшись рукой Библии, лежавшей рядом с ним.
– Сегодняшний сеанс, видимо, завершен, – уточнил Художник.
– Да, маэстро. Сегодня я снова играю главную роль!.. Обстоятельства сложились так, что я при деньгах. Портрет почти завершен, и я рассчитаюсь досрочно. Мы согласовали двести рублей, но я заплачу двойную сумму – четыреста рублей.
Художник пожал плечами, как бы говоря: «Стоит ли спорить?».
– Меня ждет сцена. Вынужден прощаться, – сказал Поэт.
– Мне этот портрет нравится не меньше, а, может быть, больше, чем Вам. Встреча с Вами – для меня – знак. Никто не мог бы мне дать тот бесценный урок, который дали мне Вы, – сказал Художник. И добавил с оттенком шутки:
– Придет время, я выкуплю этот портрет за сорок тысяч… Долларов.
Поэт пожал плечами, как бы говоря: «Стоит ли спорить?».
Поэт шел по улице.
Ветер принес запах ладана.
«Церкви, свечи, пение, молящаяся Москва», – подумал Поэт.
Творческая натура не дремала. Появилась мысль: «А что, если с посохом – не заходя в театр – богомольцем, странником Божиим, по монастырям, по святым местам? Истлеет, рассыпется в прах удавка!». Следом – сомнение: «Обступят, не дадут