замер у высокого зеркала в резной старинной раме. На мгновение прикрыл глаза. Ощущение, что сзади стоит Стелла и поправляет на его спине рубашку, было почти осязаемым и очень болезненным.
– Вот, возьмите. – Швейцар, который здесь был и гардеробщиком, сунул ему в руку номерок. – Она вас ждет.
– Кто?
Ростислав покосился на мужика в ливрее. От возраста, что ли, не в себе? Кто, что ждет? Куртка?
– Ваша девушка вас ждет. – Швейцар неожиданно молодо улыбнулся и привычно подмигнул ему, как тогда, несколько лет назад. – Кажется, она сидит за тем же самым столиком. Пятым, если не ошибаюсь.
Стелла! Она!
Она сидела на самом краю диванчика, спиной к выходу. Он сразу увидел ее, когда ворвался в зал. Узкая спина, изящная талия, тесно обтянутая темным платьем. Она всегда любила вещи в обтяжку. Волосы пострижены и едва достают до плеч. Непривычно, раньше она никогда не стриглась так коротко. И цвет, цвет волос не такой, как раньше. Скорее русая, чем шатенка.
Но это была она. Она, его любимая женщина, которой он грезил, по которой страшно скучал. Что он должен, что он может ей сейчас сказать? На что имеет право? Что надеется услышать в ответ? И его ли она здесь ждет?
– У меня сейчас просто сердце лопнет, – проговорил он скороговоркой, с разбегу усаживаясь на диванчик напротив нее. – Ты? Это ты!
– Я. – Голова склонилась к правому плечу – ее любимое движение. Губы тронула улыбка, которую он помнил, которая ему снилась сотню раз. – Это я. Привет.
Губы, глаза, шея, руки – все любимое, родное. Так хотелось все это трогать, целовать. Он тяжело дышал, разглядывая ее. Пальцы, стиснутые в кулаки, подрагивали.
– Ты кого-то ждешь? – спросил Ростислав.
Он не знал, как может теперь к ней обращаться. Раньше все было так просто. Так естественно было называть ее любимой, единственной, родной. Сейчас стеснялся. Он не имел права ни на что.
– Жду.
Стелла коротко кивнула. Волосы шевельнулись, заползли на щеки. Он чуть не застонал от желания протянуть руку и заправить пряди ей за ушки. Как раньше. Как еще два года назад.
– Кого?
Он спросил, потому что должен был спросить. Он должен быть готов к визиту какого-то типа. Которого, не зная, уже ненавидел.
– Тебя, – вдруг сказала Стелла и улыбнулась – забыто, нежно, любяще. – Жду тебя, Яковлев. Третий вечер подряд здесь жду. Даже загадала: если придешь, значит, ничего не кончилось, ты все еще любишь меня. Если не придешь – тогда все. Все кончено.
– Я пришел! – перебил он. Встал, шагнул к ней и, тесня ее от края, уселся к ней на диванчик. – Я пришел, любимая, пришел. И я так соскучился!
Что было потом? Что было потом, что было потом…
Потом было давно забытое сумасшествие. Они сорвались с места, даже не успев сделать заказ. Сели в его машину и, как по команде, набросились друг на друга. Прямо там, в машине на стоянке, он любил ее. Любил так, как не любил, кажется, никогда до этого. Он боялся моргать, смотрел на нее, не отрываясь, воскрешал