вниз. Я выбрал именно акриловую пряжу, потому что из нее мама вязала мне свитера, чтобы защитить от зимних холодов Новой Англии». Каждый костюм – это связанный в натуральную величину наряд одного из персонажей комиксов, своего рода репрезентация суперэго. Однако, лишенный тела, он свисает, как безжизненная оболочка, как будто демонстрируя, что связанный костюм невозможно наполнить, найти ему реальное воплощение. Все эти вещи Ньюпорт связал сам, бросив вызов расхожим представлениям о вязании как занятии, неподходящем для мужчины. Очевидно, что трикотажное полотно плохо годится для подобной одежды: оно тянется, садится при стирке, легко распускается и служит символом несовершенства. По замыслу Ньюпорта, идеальный маскулинный образ слишком сложен и недостижим. Концепция мужчины-защитника – всего лишь социальная конструкция, маскарадный костюм; наряд героя выглядит рыхлым и непрочным, демонстрируя скорее слабости, присущие эго, нежели экстраординарные способности спасителя Вселенной.
Аналоговые скульптуры Ньюпорта демонстрируют пропасть между реальным человеком и социальным представлением о том, каким ему следует быть. Подобно им, гомосексуальные мужские образы в руководствах по вязанию кажутся выхолощенными; мужчины здесь выглядят неловкими и напряженными, они уязвимы и как будто лишены силы. Можно предположить, что вязание, будучи преимущественно женским занятием, служит воплощением женской власти. Женщина, которая вяжет одежду для мужчины, совершает тем самым акт манипуляции и контроля, как в случае со свитером, связанным с любовью. Мужчина же, надевая подобную одежду, демонстрирует покорность воле доминирующей над ним жены. Если одежда делает человека, что же происходит с маскулинностью, когда ее конструируют женщины?
Case study. Качки и копы: кардиганы для настоящих мужчин
Как я уже упоминала, маскулинный образ, представленный в руководствах по вязанию, несколько затушеван. Мужчина избегает прямого взгляда, он застенчив и лишен сексуальной притягательности. Это выхолощенная маскулинность, или, используя определение Наоми Вульф, образ евнуха, противопоставленный образу зверя[124].
За последние тридцать лет развитие феминизма и повышенный интерес к роли женщин в истории отодвинули обсуждение проблем маскулинности на второй план. Считалось, что маскулинность является нормой и, следовательно, неоспоримым феноменом. Разумеется, мужественность не универсальна; она не предполагает одной всеобъемлющей идентичности. Если феминность имеет свою собственную идентичность, противопоставленную маскулинной, то маскулинность должна иметь дефиницию, чтобы продемонстрировать обратное. Единого и всеобъемлющего образа женственности не существует. Точно так же маскулинность нельзя считать ни стабильным, ни универсальным феноменом, даже если она представляется таковой. Очевидно, что деятельность гомосексуальных сообществ в последние годы поставила под сомнение само