Ник тоже помиловал?
– А его-то зачем? – Роман приподнял бровь. – Подлечили, и пожалуйте в ссылку.
– Что тут скажешь… А почему ты сейчас приехал в Москву, а не в столицу?
– Так на конференцию по Мальтийскому Инциденту. Ник тоже завтра удостоит посещением.
Это было уже чересчур.
– Складывается впечатление, что я наблюдаю какой-то случай массового помешательства. Российский Император, военный министр Израиля, ты, наконец… Больше я никого не упустила? Или еще кому-то позарез понадобилось обсудить события двадцатилетней давности?
– Может статься, что кое-кого и упустила, – сквозь зубы процедил Роман. – Я бы даже сказал, что в твоем перечне недостает ключевой фигуры.
– Не могу сказать, что меня это особенно печалит. Заседайте, сколько влезет, заговорщики несчастные.
– Ну и зачем ты сидишь в шлеме на таком солнцепёке? – Роман вдруг улыбнулся и принялся бережно, очень бережно расстегивать ремень под моим подбородком. Но почти тут же отдернул руки – будто обжегся.
– Проклятье… Будь оно все неладно!
– Что ты?
– Я – ничего. А ты… Ты все еще его любишь.
– Я не знаю.
– Лена, не ври. Дай сигарету, у тебя же есть.
– Ты не куришь.
– С тобой закуришь. – Роман принял коробочку, не коснувшись моих пальцев. – Лена, сколько это может продолжаться? Тебе было тогда девятнадцать лет. Это тянется четыре с лишним года.
– Я тоже умею считать.
– Лена… – Роман поймал мой взгляд. Глаза его были спокойными и совершенно холодными. – Выслушай меня внимательно. Ты помнишь, нас ведь воспитывала Ната. Ревность – подлое чувство. Я его не испытываю. И я думаю сейчас не о себе, ты знаешь, я выживу, даже если ты меня убьешь. Тот поезд еще не ушел. Если ты не можешь без него, ты ведь знаешь, какую цену надо заплатить.
– Зачем ты это сказал? – Я пыталась говорить спокойно, но голос мой, несомненно, оказался предателем. – Я не пошла на это, когда было труднее в тысячу раз, когда я проходила через все мыслимые муки. Когда я была младше и слабее. Устою и теперь.
– Коли так – отпусти его. – Подбородок Романа сделался очень жестким. – Я знаю, что тебе советует Ната. Она тебя очень любит, Лена.
– Ну да, любит, как же…
– Ты знаешь, что да. Но я-то сейчас думаю о вас обоих, сколь это ни странно. Впрочем, не странно. Тебя я люблю, но и он – мой друг. Ты его держишь. Ты держишь его своей ненужной любовью. Если не можешь быть с ним вместе – сумей его разлюбить. И перестань покрываться льдом от прикосновения других мужчин только потому, что их руки – не его руки.
– Роман, ты несправедлив!
Странное дело. Некурящий Роман почти без перерыва делал затяжку за затяжкой, меж тем, как мне курить и не хотелось вовсе.
– Ты несправедлив. Мы с ним ведем себя как друзья, я ничем, ни словом, ни взглядом за все это время