шарик.
– Вот это да… – удивленно ахнул невидимый за зеленью Пещерник.
Через несколько секунд Даня присоединился к нему, изумленно застывшему на месте. Встал рядом, задумчиво почесал затылок рогаткой… Слов у него не нашлось.
По окончании рассказа Архивариуса об операции против мартинистов Кравцов спросил:
– Криминальный сюжет, который вы упоминали, – это и есть акция против «Сфинкса»?
– Помилуйте, при чем же здесь криминал? Обычная спецоперация политической спецслужбы. Да и к матери графини Самойловой имеет лишь косвенное отношение. Криминальный сюжет, о котором я говорил, – громадное по масштабам хищение в Заемном банке, случившееся на рубеже царствований Екатерины и Павла Первого. То есть случилось-то оно раньше, но вскрыто было в последние месяцы жизни Екатерины, а расследование завершилось при Павле. Из запертых сейфов, стоявших в опечатанных комнатах банка, бесследно испарилось более шестисот тысяч рублей.
Кравцова размер суммы наповал не сразил.
Архивариус пояснил:
– Дойная корова стоила тогда меньше трех рублей. Сейчас – от трехсот до пятисот долларов. Можете прикинуть, сколько это по нынешнему курсу.
Кравцов прикинул. В коровах, даже в трехсотдолларовых, получилось изрядно.
– Естественно, дело расследовалось. Следствием руководил сам Державин. Его у нас помнят в основном как поэта, благословившего – сходя в гроб – юного Пушкина. Но поэзия была для Гавриила Романовича увлечением, а прослужил всю жизнь он по министерству юстиции, начав карьеру с расследования дела самозванца Пугачева, – и дослужился до чина действительного тайного советника,[5] поста министра и звания сенатора… Так вот, следствие показало: в хищениях по уши увязла вся банковская верхушка. Но директором банка служил не какой-нибудь Мавроди, а князь Завадовский. Императрица обвинительное заключение порвала, отправив дело на доследование в Сенат. Повторное следствие очистило руководство от подозрений, нашло козлов отпущения – кассира Кольберга и еще пару мелких сошек, с которыми и обошлись по всей строгости. Из похищенного вернули лишь сорок тысяч, да еще на столько же конфисковали бриллиантов у жен осужденных. И среди современников ходили упорнейшие слухи – что Завадовскому и его сообщникам пришлось поделиться. Теперь угадайте, господин писатель, с трех раз: кто руководил вторым следствием?
Господин писатель бросил взгляд на блокнот, куда записывал услышанные от Архивариуса фамилии и факты, прикинул даты и бодро отрапортовал:
– Граф Самойлов, генерал-прокурор Сената!
– Именно он.
– Напрашивается версия, – сказал Кравцов. – Получив в качестве взятки большие деньги – многие миллионы долларов на наши деньги – граф открыто их тратить не смог. Зарыл у себя в поместье, в ожидании, пока дело не забудется, – но скоропостижно умер. А Лабзин, обхаживая графиню-вдову, искал подходы к графскому кладу.
– Неплохо, – одобрил Архивариус. –