имелась лишь кандидатская карточка КИМ (Коммунистического интернационала молодежи) и удостоверение о сдаче норм ГТО.
Летом Кира уехала в Саратов и поступила в университет, прислав мне короткое письмо. Больше писем я от нее не получал, ответы на мои письма не приходили. Я переживал разлуку и однажды даже крепко выпил.
Вообще алкоголь я практически не употреблял. Да и в селе до войны выпивали мало. Выходные дни выпадали лишь поздней осенью и зимой, плюс работа по хозяйству. Чаще ограничивалось бражкой, настоянной на красной смородине. На свадьбу или какие-то важные события гнали самогон (его называли «перегонка»). Водку покупали редко – дорого. Ведь денег в колхозе мы не получали.
Отец за ту выпивку мне нотаций не читал, но неодобрительно покачал головой и сказал:
– Как Петя-дурачок хочешь быть?
Был у нас такой никчемный мужик, шатался без дела, выпрашивал выпивку и жил бобылем в полуразваленной избе.
– Больше не повторится, – пообещал я.
В мае 1937-го я получил повестку из военкомата, снова прошел медкомиссию и был направлен в Буйнакское военное училище. Вообще-то я просился в Саратов, зная, что там имеются несколько училищ.
– Саратов же ближе, – наивно сказал я, не желая раскрывать главную причину своей просьбы: остаться ближе к Кире Мельниковой.
– А что такое приказ, ты еще не знаешь? – жестко проговорил военком. – Пришли запросы из Буйнакского училища. Через день-два отправим вас. Молодец, что в дорогу нормально собрался.
Он оглядел мои старые, но еще крепкие башмаки, вещмешок с едой и запасным бельем.
В тот день я узнал, что город Буйнакск (бывший Темир-Хан-Шура) назван так в честь участника борьбы за советскую власть в Дагестане Уллубия Буйнакского, погибшего в 1919 году, и расположен в 40 километрах от Махачкалы.
Далеко от дома! У меня сразу и настроение испортилось. Я рассчитывал, что буду учиться где-нибудь поближе. Один из будущих курсантов сказал:
– Дагестан – это еще ничего. Могли отправить в Томск или Хабаровск. Япошки по-прежнему шебуршатся, там крепкую группировку сколачивают, особенно после ареста генералов-предателей.
Он имел в виду маршалов Тухачевского, Якира и других, обвиненных в заговоре и расстрелянных. Я в ответ промолчал. Что я мог знать, проживая в сельской глубинке? А отец меня еще с детства отучил болтать языком, если в чем-то не разбираешься.
До Буйнакска добирались четыре дня. Оказалось, что мы приехали рано, занятия еще не начались. Группу будущих курсантов использовали на строительных и земляных работах. Кому-то это не нравилось, но для меня труд был привычным делом.
Нам выдали временно старую военную форму. Начальник училища не терпел, когда на территории болтаются «всякие штатские». Работали по восемь-девять часов, кормили нас хорошо – мясо было каждый день. Правда, в основном мясо буйвола, а по утрам – сливочное масло, каша и горячий сладкий чай.
Главное, мы постепенно втягивались в военную службу. Я познакомился со своим