босые ступни в стоптанные ковровые тапочки и пошел к умывальнику. В перевязанном боку саднила неглубокая рана, полученная от бритого.
– Который час? – спросил Скопин, плеская себе на лицо ледяную воду.
– Одиннадцать, – взглянув в сторону ходиков, ответил слуга.
– Утра?
– Вестимо, ночи. Разве по утрам у нас дела делаются? По утрам душегубцы дома сидят или в церкву ходят, грехи замаливать. Одевайся уже.
Иван Федорович сел на табурет у стола, намотал портянки, сунул ноги в сапоги, принесенные Мироном, потом натянул сюртук и, не застегивая его, приказал:
– Водки дай.
Мирон ответил:
– Нету. Всю ты выжрал еще днем.
Скопин тяжело вздохнул.
– Это хорошо, что вестовой, – говорил Мирон, заправляя постель. – А то без работы ты совсем того… не человек, а тюлень.
– Иван Федорович, срочно вызывают, – сказал посыльный, однорукий унтер Прибылов, оставленный на службе ввиду усердия.
– Что там? – спросил Скопин, протирая глаза.
– Известно что, раз за вами послали, – встрял Мирон. – Убийство, не иначе.
– Оно, – кивнул унтер.
– Кого пришили? – вяло поинтересовался сыщик.
– Не знаю, вашбродь, – отозвался унтер. – Нам не докладывают. Беги, говорят, Прибылов, рука у тебе одна, а ногов – двое. Зови, говорят, Ивана Федорыча.
– А кто хоть говорит-то? Куда ехать?
– К нам, в Сущевскую часть. Куды ж еще, не в Кремль же!
– Понятно, – сказал Скопин. – Мирон, шинель подай и фуражку.
– Так вот они. – Бывший денщик уже протягивал форменное кепи и перекинутую через руку черную шинель с латунными судейскими пуговицами. – Может, повязку сменить, а? Прикипит ведь, потом с водой отдирать придется.
Скопин, не отвечая казаку, сел на крепкий дубовый табурет и вынул из кармана маленькую чёрную трубочку.
– Так кто тебя послал? – спросил он у вестового.
– Архипов. Захар Борисович. Он у нас всего-то месяца три. Из Петербурга.
– Питерский? – спросил Скопин.
– Нет, наш, московский. Из молодых, да ранних. Обучался в столице. Очень прыткий.
– Захар Архипов? Не знаю такого.
– Я же говорю – недавно к нам устроился, – ответил унтер.
– А ты, Прибылов, как? Со мной пойдешь или вернешься?
– Я, вашбродь, домой пойду. Моя смена закончилась. Если целковым одарите, так по дороге ещё и свечку за вас поставлю Николе-угоднику.
– В кабаке, что ли? – спросил Скопин, набивая трубку табаком из бисерного кисета.
– Уж где придётся, – кивнул унтер.
Скопин быстро шагал по темной спящей улице – Сущевская часть была недалеко, за баней. Газовые фонари горели тускло, в сыром воздухе висел плотный запах дров и угля. Время от времени взлаивали сторожевые собаки, но так, для порядка. Иван Федорович старался держаться досок, проложенных по краям улицы, чтобы не увязать в осенней грязи мостовой, но время от времени сбивался и, чертыхаясь, тер подошву о край доски, счищая