мимо девочки, которая сорвала созревший одуванчик и принялась с энтузиазмом сдувать летучие семена на своего отца. Мужчина засмеялся и поднял глаза, его взгляд встретился с взглядом Марины, и они улыбнулись друг другу теми искренними улыбками, которыми одаряют друг друга только незнакомые люди…
Институт. Величественное желто-белое здание напоминало музей. Его становилось видно издалека, еще с середины аллеи – крыша возвышалась над темными верхушками елей и вступала в игру с ясной лазурью неба. Слева – здание чуть менее колоссальное. Несмотря на характерный для времен советского союза фасад, современная облицовка цвета слоновой кости придавала ему лоска.
Научно-исследовательский институт микробиологии и генной инженерии имени С. И. Златогорова, а, если говорить конкретнее, огромный комплекс советских лабораторий, разбитых на множество секций. Даже преподаватели не имеют понятия, что строилось раньше и какое здание считать главным: это институт биологии при НИИ, или НИИ при институте? Говорили и так, и сяк. Собственно, это и не имеет особого значения: оба здания функционировать могут независимо друг от друга. Студенты учатся, преподаватели – преподают, ученые – изучают. И никто никому не мешает. Казалось бы.
У широких ступеней, ведущих внутрь института, чуть поодаль курил Матвей Бессонов – редчайший лентяй и прогульщик, но парень большого ума и незаурядных способностей, как оно обычно и бывает. Когда-то они с Мариной были парой, самой красивой парой всего института, но сейчас даже не здороваются. Спицына вошла в здание, глядя перед собой, Матвей проводил ее взглядом и выбросил окурок, наспех сделав последнюю жадную затяжку. Каждое утро он стоял здесь и курил, ожидая, когда Марина придет в институт. Бессонов замечал ее издалека, потому что хорошо знал ее фигуру и походку, следил за ней исподтишка, чтобы она не заметила, ждал, пока она молча пройдет мимо него, быстро докуривал и шел за ней следом. Они учились в одной группе.
Марина вошла в аудиторию и села за первую парту, ни с кем не поздоровавшись. Через минуту вошел Матвей и сел в самом конце помещения. Его даже не было видно. Несколько человек попытались сказать Марине «привет», но она их проигнорировала, как поступала всегда.
Марина была из тех, кому легче идти по жизни в одиночку, не связывая себя никакими серьезными отношениями с кем бы то ни было. Она сама решила выбрать эту стезю, потому что понимала: так будет гораздо легче пробиваться и в учебе, и на работе. Собственно, именно поэтому ее отношения с Матвеем были недолгими, и как только в них стала явственно проклевываться привязанность, грозящая в будущем стать оковами, Марина порвала все нити, связывающие ее с молодым человеком. Ей было неприятно, но она быстро отвыкла. Она всегда отвыкала от людей так же быстро, как и привыкала к ним.
Особая чувствительность Марины в отношении отца и полное безразличие ее к тем людям, с которыми ей приходилось учиться плечом к плечу вот уже три года, казалось бы, никак не вяжутся между собой,