и личной жизни практически нет. На протяжении веков распространялись неподтвержденные сведения о том, что все эти важные сведения о биографии Чингисхана были записаны кем-то из приближенных вскоре после его смерти. Китайские и персидские ученые ссылались на существование этих таинственных записей, а некоторые даже утверждали, что видели их. Примерно век спустя после смерти Чингисхана персидский историк Рашид ад-Дин описывает этот манускрипт как «…правдивую хронику, написанную монгольским наречием». При этом он предупреждает, что документ хранится в строго охраняемой сокровищнице, куда его «…сокрыли от глаз чужаков». Он особо подчеркивает, что «…никто, кто мог бы понять и вникнуть в смысл» монгольского текста, «…не получил такой возможности». После падения Монгольской империи следы этого тайного документа теряются, со временем большинство лучших ученых приходят к выводу о том, что такой текст вообще никогда не существовал и что это всего лишь еще один из многих мифов о Чингисхане.
Подобно художникам, придумавшим образ Чингисхана, ученые, додумывая имеющиеся факты, составили причудливые мифы и легенды о его жизни. Исследователи от Кореи до Армении из-за отсутствия достоверных фактов вложили в его образ собственные представления и фобии. Так, по прошествии столетий ученые рассматривали жестокости и зверства, совершенные людьми вроде Александра, Цезаря, Карла Великого или Наполеона, на фоне их особого значения в истории. В случае Чингисхана и монголов их достижения забываются, преступления и жестокость многократно раздуваются. Чингисхан превратился в варвара, кровожадного дикаря, безжалостного завоевателя, который получает наслаждение от самого процесса разрушения. Чингисхан, его орда и в некоторой степени все народы Азии превратились в одномерные карикатуры, символ всего того, что лежит за пределами цивилизованного поведения.
В эпоху Просвещения, в конце XVIII века, этот грозный образ появляется в произведении «Китайский сирота» Вольтера. Пьеса посвящена завоеванию Чингисханом Китая. «…Его зовут царем царей, яростным Чингисханом, тем, кто превращает плодородные поля Азии в пустыню». В отличие от Чосера Вольтер описывает Чингисхана так: «Сей разрушительный тиран… который гордо… ступает по шеям царей», но «…все же сам не более чем дикий скифский воин, рожденный для войны и кровопролития» (акт I, сцена I). Вольтер изобразил Чингисхана человеком, которого злят высокие добродетели окружающей его цивилизации и который одержим примитивным варварским желанием насиловать женщин и разрушать то, чего не может понять.
Племя Чингисхана получило множество имен – тартары, татары, мугалы, могулы, моалы, монголы, – но, какое бы имя им ни давали, оно всегда несло на себе отпечаток ненависти и презрения. Когда ученые XIX века пытались доказать расовую неполноценность азиатских народов и американских индейцев, они классифицировали их как «монголоидов». Когда врачам необходимо было объяснить, каким образом женщины высшей белой