опасно заболел мой младший сын – менингит. В каком-то полубеспамятстве я проводила дни и ночи в больнице, было просто отчаянье. И вот, помню, меня вызывают вниз, в справочную: стоит Ася, в руках термос – привезла горячий борщ, даже ложку захватила. И я вдруг вспомнила, что уже два дня ничего не ела. Глотаю этот борщ, словно силы прибавляются. «Скажи… ведь он не мучается, ему не больно?» «Мучается! Когда открывает глазки, в них такое страдание!» По щекам Аси, славящейся своей выдержкой, ручьем текут слезы. «Но ведь есть надежда?» Мальчик выздоровел. Через много-много лет он пришел в Асин-Исин дом со своей невестой. Я в Париже с нетерпением ожидаю звонка – каково же будет мнение Аси? И как всегда, ее веселый голос: «Ирочка, о такой девочке можно только мечтать!»
Исаак Моисеевич, конечно, задолго до регистрации брака появился в их доме. И дом этот, если такое возможно, стал еще теплее. Как радостно было смотреть на эту пару! Филимон и Бавкида, Пульхерия Ивановна и Афанасий Иванович, какие только сравнения не приходили в голову! И если последние жили, как писал Гоголь, «для гостей», то наша пара жила во многом для друзей. Ися, сам еще не нашедший достойной работы (его диссертацию не допускали к защите), выискивал всевозможные пути для моего трудоустройства. Благодаря ему меня взяли, наконец, корректором в издательство «Прогресс», и трудовая книжка, и прописка были временно обеспечены. Даже сумела защитить диплом. А чтобы были какие-то деньги, Ася находила мне «подработку» – я перепечатывала (машинка у меня была) в нескольких экземплярах то «Крысолова» Цветаевой, то «Реквием» Ахматовой, то «Майстера Экхардта», то Кришнамурти… Тексты потом переплетались, и Ася по пятерке продавала их знакомым. Судьба Вадика тоже была их головной болью. То устраивали его рецензентом в журнал «Семья и школа», то экскурсоводом в музей восточных культур, то секретарем к какому-то члену союза писателей… Самым большим успехом Вадима (и началом литературной карьеры) стала статья – вступление к «Тристану и Изольде» в обработке Бедье, он получил этот заказ через Пинского, с которым познакомился и подружился в Асином доме. Вадим был талантливейшим самоучкой, не получившим, однако, филологического образования, и первый вариант своей статьи он отнес на суд в Козловский. Ася очень много помогла ему своими замечаниями, и статья эта до сих пор переиздается. Он оказался достойным учеником.
А с Исей нас сближало и общее лагерное прошлое. Он ценил мою прозу, я – его замечательные рассказы, вошедшие в книжку «Мы шагаем под конвоем», на которую я даже написала рецензию в газету «Русская мысль». Они очень близки мне своим тоном «неосуждения», интересом к самым разным судьбам, наблюдательностью, юмором. Помню, он не раз говорил мне: «А знаете, что меня спасло в зоне? Любопытство!» Это было как раз то чувство, что и меня очень выручало. (Но, конечно, не шаламовские лагеря это были.) В последние годы мы, уединившись, смотрели с ним по телевиденью хорошие честные сериалы – «Штрафбат», «Зона», переживали многое заново, он возвращался к прошлому, вспоминал