самом Зибенхохе не проводилось следствие?
– Что ты имеешь в виду? – спросил Вернер, зажигая спичку и поднося ее к кончику сигареты.
– Убить их мог кто-то из деревни. Мне это кажется очевидным.
– У тебя разыгралось воображение.
– Почему?
– Ты забываешь, что такое Зибенхох. Зибенхох – маленькая община. Думаешь, никому не пришло в голову то, что ты сейчас сказал? Это было первое, о чем мы подумали. Но если бы кто-то последовал за ребятами на Блеттербах, мы бы об этом узнали. Уж ты мне поверь. Потому что здесь все обо всех всё знают. Каждую минуту. Кроме того, дойти в такую грозу до поляны, спуститься вниз к Блеттербаху, убить и вернуться назад, причем так, чтобы никто ничего не заподозрил… нет, это невозможно.
– Однако…
Вернер остановил меня:
– Ты обещал.
Я заморгал.
– История бойни вся здесь. Она окончена. Не позволяй пожрать себя, Джереми. Не дай этой истории пожрать тебя, как она пожрала других.
– Кого – других? Например, Ханнеса?
– Например, меня, Джереми.
Мы долго молчали.
– Каждый из нас пережил это на свой лад. Вся деревня была взбудоражена, хотя некоторые…
– Некоторые – меньше прочих, – прошептал я, вспомнив комментарии по поводу гибели Эви и Курта, которые Вернер мне передал и которые после неприятности, приключившейся с Аннелизе в лавочке Алоиза, мне показались более правдоподобными, чем тогда, когда я впервые услышал их.
– Мы увидели. Мы ощутили на себе это… зло. И я решился.
– Уехать?
– Я уже давно об этом подумывал. Ведь я говорил тебе, что отправился в Клес работать в типографии?
– Ты сказал, что сделал это ради Аннелизе.
– Она имела право на отца, который не рискует каждый день своей шкурой. Но я умолчал о том, что просто не мог больше здесь оставаться. Я видел, как жители Зибенхоха возвращаются к нормальной жизни, и не принимал этого. Линии электропередач починили, восстановили телефонную связь, дороги подлатали, кое-где произвели взрывы, чтобы искусственно вызвать оползни. Люди не хотели помнить, и бойня на Блеттербахе очень скоро была забыта. Я все это видел и не уставал повторять про себя, что это несправедливо.
– Ты сказал, что я не должен дать этой истории пожрать меня, как она пожрала других. Кого – других?
– Через несколько часов после нашего возвращения, когда Зибенхох еще был отрезан от мира, Ханнес приставил дуло охотничьего ружья к голове Хелены и выстрелил, убив ее наповал. Мы нашли его впавшим в кататонию, с ружьем в руках, рядом с трупом жены. Его арестовали и поместили в Перджине, в лечебницу, где он пробыл до тысяча девятьсот девяносто седьмого года. Он похоронен здесь, рядом с сыном и женой. Люди в Зибенхохе могут быть безжалостными и слишком часто болтают лишнее, но все поняли, что случилось с семьей Шальтцманн. Это не Ханнес убил Хелену, а тот мерзавец, который прикончил Курта, Эви и Маркуса. Гюнтер тоже здесь похоронен. Иногда я приношу ему на могилу цветы,