барахтаются в грязи, словно неисправные роботы.
К этому времени римляне начали массово гибнуть. Первыми были уничтожены сопутствующие гражданские, а затем наступил черед самих легионеров. Ряды римлян истончались, а толпы варваров росли. Оппортунисты со всех окрестных лесов сбегались на запах наживы, надеясь смочить копья кровью завершающей резни. Вара сопровождали шесть когорт вспомогательных войск, солдаты которых были завербованы в Германии. Каждый из них получил императорский sestertius и поклялся служить Риму. Их верность, однако, была сомнительна, и, когда стало ясно, как обстоят дела, они обратили оружие против своих начальников, безжалостно убивая их.
Мы не знаем, увидел ли Вар на поле боя Арминия, двуликого германского Яго, ведущего войска в рукопашную схватку. В соответствии со своей репутацией этот молодой человек мог оказаться везде сразу, что не кажется невозможным. Но даже если истории удалось бы устроить встречу двух бывших сотрапезников на поле боя, Вар знал, что ему не стоит ждать пощады. Сражение было проиграно, и он навлек бесчестье как на себя, так и на Рим. Не было даже малейшего шанса спастись бегством. Вар понимал, что вести о катастрофе достигнут римских ушей лишь через несколько дней и нет никакой надежды на подкрепление.
Вар вынул свой gladius, меч, который римляне скопировали несколькими веками ранее с галльского образца. Я представляю, как он погрузил рукоять меча в грязь с тщательностью регбиста, устанавливающего мяч для выполнения штрафного. Вар отступил на несколько шагов, разбежался и прыгнул с решимостью игрока, выступающего на «Твикенхэме»[9]. Так, заколов себя, ушел из жизни П. К. Вар, которого историки характеризовали как человека медлительного умом и телом, несуразного под стать своему отцу, принявшему ранее такую же смерть на ином поле боя.
После чего, как сообщается нам, все видные римские офицеры поступили так же, и, когда оставшиеся легионеры узнали об этом массовом самоубийстве, их дух наверняка пришел в совершенный упадок. Одни из них поступили по Вару, другие, лежа в грязи, попросили германцев прикончить их. Те с радостью повиновались.
Никогда, говорит историк Флор, не было побоище настолько жестоким, как свершившееся в этих топях и лесах. Никогда не были издевательства варваров настолько невыносимыми, особенно по отношению к «законникам». Да, это так: их особый гнев был направлен против экспертов по римскому праву, тех людей, которых, по мнению бедного, обманутого Вара, племена чрезвычайно уважали и ценили.
Одним законникам выкололи глаза, другим отрубили руки, кому-то зашили рот, предварительно вырезав язык. Держа в кулаке этот безжизненный речевой мускул, один из варваров воскликнул: «Наконец-то ты перестал шипеть, змея!»
Задумайтесь о символизме этого оскорбления. То была месть человека, который знал, что его и сородичей высмеивали за их гортанные звуки, за неумение «говорить членораздельно», за неспособность запомнить проклятую разницу между герундием