все, чтобы купить их на весь центр. В этом центре все и началось, там мы познакомились.
В то время я был очень спокоен и избавился от большинства навязчивых идей, оставались только какие-то мелочи, которые не слишком меня беспокоили. Я писал тексты и неплохо зарабатывал, но у меня не было ни девушки, ни друзей, никого. Не помню, где я увидел информацию о центре, пусть будет просто где-то.
– Помнишь, где я увидел? – спросил Инну.
– Ты не рассказывал.
– Тяжело вспоминать.
До этого все было так легко. То, что я сейчас расскажу, ужасно несправедливо. Так не должно было случиться, но так случилось. Я бы умер прямо сейчас, не раздумывая ни секунды, будь это ценой за то, чтобы отменить случившееся.
Инна уже заплакала. Она все знает и всегда знала.
– Но я должен рассказать.
Кивнула, рассказывай.
Я пришел в центр уже не в первый раз. «Куда мне?». «Туда, потом налево в открытую дверь», – сказала женщина басом и показала рукой, не поднимая головы. Взглянула на меня быстро, когда вошел. Узнала, я уже приходил и заполнял все необходимые бланки. Мне хотелось помогать детям, центр подходил для этого идеально.
В небольшом коридоре зацепился за рифленую стену, какие бывают в таких учреждениях. Вошел в открытую дверь, меня встретила молодая девушка, имя которой так и не смог запомнить. Быстро поговорили, она дала инструкции. «Вот ваш, – он сидел за партой у окна. – Его зовут».
– Не могу.
– Не надо, – сказала Инна. Она поняла, что я не хочу называть его по имени. Даже вспоминать имя не могу, сразу слезы на глазах. Наш неизреченный друг. Мы с Инной даже думали об усыновлении, но как можно усыновить того, кто старше тебя?
Неизреченный, потому что он не говорил и не слышал. У таких людей есть другие способы восприятия мира и соприкосновения с ним. Он сразу мне понравился, а я ему. В первый же день он понял, кто я такой и чем занимаюсь. Решил, что я писатель или что-то вроде того, так было проще для его понимания. Он даже откуда-то знал о моем отце, хотя кто о нем не знал. Последний русский классик, знаменитость, не то что сын.
Он просил передать то, что я пишу, донести смысл. Думал, это целые рассказы или даже романы, хотя на самом деле всего лишь зачины к ним, идеи, аннотации, синопсисы, наброски в голове. Через какое-то время он все-таки понял, что это только зачины. «Ты мог бы торговать зачинами романов», – предложил он мне. В тот день пахло сиренью.
«Фиолетов мрак за окном, внутри свет. Это давно было его рабочим местом. Он крал исповеди и продавал их тем, у кого воровал. Иногда удавалось даже выкрасть записку со списком грехов из кармана богато костюмированного прихожанина, и он ждал его у входа. Жертвами были только богатые. Он шантажировал их, брал деньги и считал это достойным делом, но вскоре умер от подагры. В то время подагра считалась недугом богатых».
– Я тоже помню ту сирень, – сказала Инна.
– От тебя пахло сиренью, когда ты подошла тогда.
Он всегда сидел рядом с окном, летом его держали нараспашку.
«Можно я с вами посижу?». «Пожалуйста».
Она представилась, я тоже, быстро разговорились. Влюбленность я ощутил сразу. Начал показывать, как