трещины в бетонном полу. Тина побледнела.
– Бенито, ты жива? – прошептала она.
– Жива, – ответила за «гангстершу» Саландер, хотя совсем не была в этом уверена.
Ей и раньше приходилось отправлять людей в нокаут – и на ринге, и так, но в большинстве случаев ее жертвы вздрагивали, стонали или издавали какие-либо другие звуки. В отличие от них, массивное тело Бенито не подавало ни малейшего признака жизни. Саландер стояла над ней, раздвинув ноги на ширину плеч. Фария Кази все так же сидела на койке, обхватив руками колени, и с недоумением смотрела на Саландер.
– Я вытащу тебя отсюда, – сказала Лисбет, неожиданно повернувшись к Фарие.
Хольгер Пальмгрен лежал в постели в своей квартире в Лильехольмене и вспоминал последний разговор с Лисбет Саландер. Он до сих пор не нашел ответов на ее вопросы, и это его огорчало. Будучи старым и больным, Хольгер не смог бы добраться до нужных документов без посторонней помощи. Но к кому ему было обратиться? Сиделки игнорировали его просьбы. В последнее время боли в ногах и бедрах стали невыносимыми, и Пальмгрен не мог передвигаться даже при помощи роллатора. Постоянная сиделка Хольгера, равно как и приходящие медсестры, разговаривала с ним как с пятилетним малышом и как будто всей душой ненавидела и свою работу, и стариков. В свое время Пальмгрен не без гордости отверг предложение Саландер нанять частную сиделку – и теперь все чаще жалел об этом. На днях он спросил юную Мариту, с неизменно кислой миной поднимавшую его с постели, есть ли у нее дети.
– Я не обязана рассказывать вам о своей личной жизни, – пробурчала та.
Он старался быть с ними вежливым, но это воспринималось как подхалимство и проявление слабости. Старость оскорбительна сама по себе. Каждый раз, когда возникала необходимость сменить подгузник, Хольгер вспоминал одно стихотворение Гуннара Экелёфа[16]. В последний раз он читал его еще в школе, но помнил наизусть, хотя, возможно, и привирал местами. Стихотворение называлось «Им должно быть стыдно», и его лирический герой – вероятно, alter ego автора – сравнивал свою смерть с медленным погружением в болото. «И последним, что вы увидите, – говорил он, – будет мой кулак, взметнувшийся среди кувшинок, и пузыри, которыми поднимутся на поверхность мои слова».
Дальше могло быть только хуже, но у Хольгера всегда оставалось право на несогласие. Каким бы несчастным он себя ни чувствовал, никто не мог отнять у него возможности сопротивляться – вот о чем было это стихотворение. Пусть он идет ко дну, но с гордо поднятым кулаком, и это его протест против боли, унижения, ворчливых медсестер и подгузников.
Хотя не все было так плохо. У Хольгера оставались друзья – прежде всего Лисбет и Лулу, которая должна была прийти и достать для него нужные документы из ящика. Лулу – рослая, красивая девушка с роскошной косой – была родом из Сомали. Одним взглядом добрых, понимающих глаз она возвращала Хольгеру чувство собственного достоинства. Это Лулу ухаживала за ним по ночам – когда требовалось поставить