А. С. Демин

Древнерусская литература как литература. О манерах повествования и изображения


Скачать книгу

Летописец, видимо, ощущал некоторый перебор в своем обвинении Исаву как убийце и поэтому выразился, так сказать, обтекаемо: Исав «прия убииство» (а не «сотвори убийство», как обычно рассказывалось об убийствах в летописи), что можно истолковать наподобие выражения «допустил мысль об убийстве».

      Высказывание летописца об Исаве явно было связано с больной для летописца темой – братоненавидением у современных князей – и оттого отличалось экспрессией («велми бо есть грех … не добро бо есть…»), выраженной летописцем также и в перечислении с усугубляющим элементом: Исав не только «преступи заповедь отца своего», но и больше того – «прия убииство».

      Умонастроение летописца. Казалось бы, в чисто фактографических рассказах эмоциональность летописца постоянно давала знать о себе усугубляющими перечислениями. Конечно, небратолюбие князей глубоко беспокоило летописца, и оттого в приводимых летописцем речах персонажей на тему братолюбия перечисления с усугубляющими или усиливающими элементами встречались особенно часто, как, например, в завещательной речи Ярослава Мудрого своим детям: «да аще будете в любви межю собою, Богъ будеть в васъ, и покорить вы противныя подъ вы, и будете мирно живуще. Аще ли будете ненавистно живуще, в распряхъ и которающеся, то погыбнете сами и погубите землю отець своихъ и дедъ своихъ… Но пребываите мирно, послушающе брат брата» (161, под 1054 г.). И далее: «заповедавъ имъ не преступати предела братня, ни сгонити» и т. д.

      Сам летописец уже от своего имени тоже высказывался с той же эмоциональностью на тему княжеского братолюбия: «и начаста жити мирно и в братолюбьстве. И преста усобица и мятежь, и бысть тишина велика в земли» (149, под 1026 г.).

      И многие другие темы в фактографических рассказах летописец затрагивал с той же экспрессией усугубления: воинскую тему (ср.: «в силе велице, бещислено множьство» – 65, под 968 г.; «убояся и ужасъ нападе» – 239, под 1096 г.; «помроша вси, и не остася ни единъ, их же несть племени, ни наследъка» – 12); языческую тему («живяху звериньскимъ образомъ, живуще скотьски» – 13; «ядуще мерьтвечину и всю нечистоту – хомеки и сусолы» – 16; «невеголоси и погани» – 83, под 983 г.); церковную тему («учаше я к вере своеи и показующе им истиную веру» – 38, под 912 г.; «любя церковныи уставы, попы любяше по велику, излиха же черноризьце» – 151, под 1037 г.) и пр. Практически почти все летописное повествование было заполнено данным экспрессивным средством (и многими другими проявлениями экспрессии), потому что для летописца-мыслителя давняя и недавняя история Русской земли служила волнующей и актуальной темой, – «на наказанье княземъ русьскым», «на показанье земле Русьстей» (145, под 1019 г.; 172, под 1068 г.).

Повтор библейской фразеологии

      …бысть плачь великъ в граде, а не радость… за умноженье безаконии наших … в праздникы… въ праздникъ Бориса и Глеба, еже есть праздникъ новыи Русьскыя земля. Сего ради пророкъ глаголаше: «Преложю праздницы ваши в плачъ и песни ваша в рыданье». Сотвори бо ся плачь великъ в земли нашеи, опустеша