до золотисто-белого цвета, переставало прятаться и открыто поливало комнату светом. Веня просыпался, когда солнце начинало светить в окно искоса, и в полусне уползал от него по подушке вверх или в сторону. Но солнце перемещалось за ним, находило и беспощадно поливало ярким светом, не давая спать. Веня отворачивался к стене, натягивал на голову одеяло. Но ему становилось жарко. Он откидывал в сторону одеяло и тогда солнце безжалостно поливало его светом, брызгаясь золотистыми лучами. Оно будто смеялось над ним. Веня сначала сердился, а потом беспомощно начинал улыбаться. В начале июня солнце начало его будить еще раньше. Он ворочался, сонный вставал, закрывал окно плотной шторой. Но солнце все равно светило в комнату, пробиваясь через плотный материал, просвещая нитяную структуру и делало занавеску тонкой на просвет.
В этот день ма поднялась раньше и сама зашторила окно, чтобы солнце его не будило раньше времени. Он слышал, как она гремела на кухне посудой и знал, что через некоторое время ма обязательно заглянет в комнату и скажет: «Веня, пора вставать, просыпайся…»
– Веня, пора… – послышалось рядом. – Завтрак готов.
– Угу… – сказал Веня, давая понять, что он контролирует ситуацию.
Ему было приятно лежать, сознавая, что тебя любят и о тебе заботятся, что завтрак готов и ма ждет его за столом на кухне. Сегодня после работы у него намечалось свидание с Верой, о которой Веня пока не говорил ма. Она ревновала его ко всем девушкам с одной стороны, не хотела никому отдавать, с другой стороны ей хотелось внуков. И эти два желания боролись в ней с переменным успехом каждого. Веня лишний раз не хотел ее волновать, потому что машина скорой помощи и так часто приезжала к их дому. И когда он видел ее у подъезда, сердце вздрагивало, сжималось и заставляло торопиться домой.
Ма приготовила ему блины, которые промасленные с растекшимся сливочным маслом стопочкой возвышались на тарелке. Сидела рядом в платочке и смотрела, как он ест блины с медом и запивает их чаем. Она несколько лет как вышла на пенсию по инвалидности.
– И что там ваш осел? – спросила она. – Говорит?
– Говорит. Как выпил зелья Ивана Ивановича, так и говорит. Хаха, просим, не выходи из слоновника. А он говорит, что его нельзя лишить свободы самовыражения и уходит есть цветы на центральную клумбу.
– Если мне немного выпить, может голова болеть не будет…
– Возможно, но не исключено, что вырастет хвост, – улыбнулся Веня.
– Иногда так болит, что я б наверно и на хвост согласилась бы иметь. Ходила бы и помахивала им.
Веня улыбнулся и кивнул.
– Посмотрим, что из этого всего получится… У меня сегодня после работы с Гешей одно дело. Так что я попозже приду, – сказал Веня и отвел глаза в сторону. Врать матери он никогда не умел. И чтобы ма не заметила его смущение продолжил. – Вчера, представляешь, первый инцидент произошел. Я увидел такую картину. Стоит парень упитанный такой и за обе щеки ест пирог. К нему сзади подходит Хаха, сует морду прямо к лицу и говорит: «Дай