приключения во время срочной службы на Тихом океане, а я оформлял их в литературную форму. Это длилось несколько лет с небольшими перерывами на роман «Solnцелюб» и сценарий «Жаркое лето 2010-го…» – и на Санькины и мои запои, когда у меня не хватало сил справляться с его и своей собственной апатией и ленью. И вот, наконец, этот труд свершился: повесть опубликовали в электронном виде в журнале «Новая литература». Бякин радовался как ребенок и расхваливал мою писанину, будто это были не его собственные истории, а кто-то другой увлекательно поведал ему о своих похождениях, заворожил и даже вышиб слезу. Так он говорил и рвался – и звал меня на Камчатку. А я слушал его – и не радовался. Врать не буду, мне было, конечно, лестно, но я чувствовал себя опустошенным и обессиленным, выжатым до последней капельки, чего со мной раньше никогда не случалось. Я просто не мог радоваться…
Лавров безжалостно продолжал:
– Заруби себе на носу, писатель: жизнь трудна и непредсказуема. Жизнь – живее и разрушительнее смерти! А тебе почему-то жить – легко. Где справедливость? А, Полковник?
– Справедливости нет, – с готовностью отозвался тот. – Как любила повторять своим ученикам Людмила Александровна Кожинова, вдова почившего в бозе великого сценариста Валентина Черныха, который говорил, что его фамилия склоняется только на собраниях, – так вот, эта Людмила Александровна любила повторять своим ученикам: «Дети мои, запомните: справедливости нет!» Паша, дело не в справедливости.
– Тогда в чем? Почему ему жить легко, а нам – трудно?
– А это, потому что он не живет!
– Не понял?
– Он не живет, он – сочинительствует.
– Браво, Полковник! В самое яблочко! Мы с тобой живем на полную и ничего не фиксируем. Поэтому жизнь нас бьет, сжигает, корежит, грызет и ломает – со всех сторон! А его не трогает. Потому что он не живет! Чувствуешь, писатель, какая между нами большая разница? К тому же, ты – лентяй. Ну? Будь здоров, бездельник!
Лавров поднял свою рюмку и расхохотался.
– Присоединяюсь! – широко улыбнулся Полковник, поднимая свою.
– Вы пережили, а я должен обессмертить, – уныло констатировал я. – Будьте вы все здоровы!
Ну что ж, они дали мне почувствовать нашу разницу, – и мое сопротивление пало. Правда, я отвоевал себе условие привлекать их обоих для консультаций – при необходимости – в любое время дня и ночи. Они поначалу наотрез отказались помогать, упирая на то, что, во-первых, у меня есть все необходимые материалы, и, во-вторых, что им некогда. Тогда я уверил их, что материалы давно утеряны, как и старые варианты романа, – врал, конечно, но что было делать? Не идти же у них во всем на поводу!
– Десять лет прошло! – лукаво напомнил я.
Они вздохнули:
– Десять лет… Да, это срок…
В конце концов, они мне поверили и согласились на мои условия. Или сделали вид, что поверили и согласились. И я вспомнил одно из любимых изречений Лаврова, которое звучало так: «Когда я заявляю, что обманываю вас, я вас обманываю!» Да, от него можно было ожидать чего