касается капитана, то вид у него был слишком уж расстроенным. Я подозревал, что ему умышленно дали вести дело, которое раскрыть невозможно, чтобы снять с должности. Видимо, на это место уже был подобран другой кандидат, обладающий достаточными связями. Даже до меня, прежде не имеющего ни малейшего отношения к местной юриспруденции, доходили слухи о подобных методах подбора здешних правоохранителей.
– Ты уже доказал, что твой базар серьезный, когда Бобу предъявил. Что на этот раз скажешь?
– Откуда расписной знает, что я командую ротой спецназа ГРУ? А он в курсе.
– Ты же сам представлялся.
– Я назвал себя командиром роты военной разведки. А это не одно и то же. Такие подразделения существуют при каждом военном округе. Но они не имеют отношения к спецназу ГРУ. А расписной предложил мне организовать побег именно через эту контору. Я теперь думаю, что кому-то выгодно и спецназ ГРУ подставить, и найти рюкзак торговца наркотой, которого я пристрелил. Ты не подскажешь, как мне передать своим маляву, мою собственную, настоящую? Я почти уверен в том, что через каналы расписного ее все равно передадут кому-то из моих командиров. Только она будет не мной написана. Добудут где-то образец моего почерка и подделают его. Специалиста по этой части найти несложно. Самый плохой художник сумеет сделать. Можно и печатные буквы изобразить, якобы для конспирации. Значит, мне необходимо отправить свое послание по другому каналу.
– У меня в здешнем СИЗО таких связей нет, – сказал Копра. – Я сам из Ростова. Попробуй словами передать через адвоката. Только не местного, выделенного тебе бесплатно. Хорошо будет, если твое командование и сослуживцы адвоката наймут. Только учти, там, в СИЗО, кабинет для беседы с ним прослушивается. Напиши записку. Покажи ему, чтобы прочитал. Бумагу и карандаш я тебе дам. Только записку адвокату не оставляй. Как прочитает, сразу сам ее съешь.
– Только как сделать, чтобы расписной не видел?
– Его тоже, думаю, на допрос иногда возят. Хотя бы для вида должны.
Дальше нам поговорить не дали. Проснулся в своем углу у двери вертухай, заметил, что мы перешептываемся, выругался по-русски и выдал на своем языке длиннющую тираду, из которой мы ничего не поняли. Но он, видимо, остался доволен своей красноречивостью, поэтому больше ничего не говорил. Тем более что мы сразу замолчали.
Во дворе Следственного комитета нас со Стасом разделили. Местные вертухаи повели нас в разные кабинеты.
Перед этим я остановился и посмотрел на окна третьего этажа так, словно оценивал возможность прыжка оттуда. Высоковато, конечно, но соскочить все же можно. Есть шанс даже ноги при этом не переломать – внизу мягкий газон.
Нужное окно я нашел сразу. Это было совсем не сложно, потому что следователь стоял за стеклом и рассматривал меня.
Там, в кабинете, знакомом мне еще с ночи, на столе подполковника уже не было генеральских часов с кукушкой, орущей безостановочно, без всякой устали.
На том