был предпринять атаку, и тогда партизаны в беспорядке отступали.
Миссис Тетерби ужинала без всякого удовольствия. Казалось, какая-то тайная мысль не дает ей покоя. Один раз она вдруг без видимой причины засмеялась, немного погодя без причины всплакнула и, наконец, засмеялась и заплакала сразу – и настолько ни с того ни с сего, что муж пришел в совершенное недоумение.
– Моя маленькая женушка, – сказал он, – не знаю, что творится на свете, но, видно, что-то неладное и тебе оно не на пользу.
– Дай мне глоточек воды, – сказала миссис Тетерби, стараясь взять себя в руки, – и не говори сейчас со мною и не обращай на меня внимания. Просто не обращай внимания.
Мистер Тетерби дал ей воды и тотчас накинулся на злополучного Джонни (который был исполнен сочувствия), вопрошая, чего ради он погряз в чревоугодии и праздности и не догадывается подойти с малюткой поближе, чтобы ее вид утешил мамочку. Джонни незамедлительно приблизился, сгибаясь под своей ношей; но миссис Тетерби махнула рукой в знак того, что сейчас ей не выдержать столь сильных чувств, и под страхом вечной ненависти всех родных злополучному Джонни было запрещено двигаться далее; он вновь попятился к скамеечке и скорчился на ней в прежней позе.
После короткого молчания миссис Тетерби сказала, что теперь ей лучше, и начала смеяться.
– София, женушка, а ты вполне уверена, что тебе лучше? – с сомнением в голосе переспросил ее супруг. – Может, это у тебя опять начинается?
– Нет, Дольф, нет, – возразила жена, – теперь я пришла в себя.
С этими словами она пригладила волосы, закрыла глаза руками и опять засмеялась.
– Какая же я была злая дура, что могла думать так хоть одну минуту! – сказала она. – Поди сюда, Дольф, и дай мне высказать, что у меня на душе. Я тебе все объясню.
Мистер Тетерби придвинул свое кресло поближе, миссис Тетерби снова засмеялась, крепко обняла его и утерла слезы.
– Ты ведь знаешь, Дольф, милый, – сказала она, – что когда я была незамужняя, у меня был богатый выбор. Одно время за мною ухаживали сразу четверо; двое из них были сыны Марса.
– Все мы чьи-нибудь сыны, дорогая, – сказал мистер Тетерби. – Или чьи-нибудь дочки.
– Я не то хочу сказать, – возразила его супруга. – Я хочу сказать – военные. Они были сержанты.
– А-а! – протянул мистер Тетерби.
– Так вот, Дольф, можешь мне поверить, никогда я про это не думаю и не жалею; я же знаю, что у меня хороший муж, и я готова чем угодно доказать, что я так ему предана, как…
– Как ни одна маленькая женушка на свете, – сказал мистер Тетерби. – Очень хорошо. Очень, очень хорошо.
В голосе мистера Тетерби звучало столь ласковое снисхождение к воздушной миниатюрности супруги, словно сам он был добрых десяти футов ростом; и миссис Тетерби столь смиренно приняла это как должное, словно сама она была ростом всего в два фута.
– Но понимаешь, Дольф, – продолжала она, –