– то, так тяпнула немного и убежала. Жалко мне было Ширли очень (она сильно напугалась!), но потом, когда от испуга оправилась и, как всегда, набросилась на меня, тут уж мою жалость как рукой сняло. Повез я ее к врачу, и когда она услышала о сорока уколах в живот, то стала говорить, что нам надо скоро уезжать, и ни о каких сорока уколах не может быть и речи. Нам и правда надо было через неделю уезжать в Венесуэлу, ты же помнишь, я там работал в то время? – обратился он к Майклу. Майкл кивнул. – Но врач сказал, что уколы надо делать каждый день, пропускать нельзя, это чревато… и так далее. И через неделю я уехал, а она осталась.
Он замолчал. Жена Майкла представила себе крупную рыжеволосую женщину (почему крупную, почему рыжеволосую, ведь она ее никогда не видела?), одиноко сидящую вечером у камина в пустой комнате (дети уже спят) и тоскливо думающую свою думу о том, как она одинока в этой дурацкой Андорре и как ей страшно. Или ничего этого она и не думала, а просто сидела и радовалась тому, что нелюбимый муж наконец уехал, и она может побыть без него.
– И вы решили разводиться? – нарушил тишину неугомонный Майкл.
– Не мы, а я. Через несколько дней после приезда я нашел адвоката и начал процесс развода. Когда она приехала, я просто поставил ее перед фактом.
– И она, конечно, согласилась? – спросил Майкл.
– Представь себе, нет. Плакала, просила подождать, но я был непреклонен.
Жену Майкла пробила дрожь: «поставил ее перед фактом», а она-то считала Джима таким мягким; видно, ему действительно стало невмоготу. И еще она подумала о том, что в любых отношениях есть запретная черта, граница, перешагнув которую человек отрезает себе путь назад, что Ширли и сделала двадцать лет назад. Только для Джима это оказалось спасением, а для нее… И, страшась услышать то, что она и предполагала услышать, она все-таки спросила у Джима:
– А где она сейчас, Ширли?
За Джима ответил Майкл:
– Она умерла от сердечного приступа через десять лет после развода, – и добавил, как бы отвечая на безмолвный вопрос жены, – не от разбитого сердца, нет, а от алкоголя, пила много, вот сердце и не выдержало.
За окном зашуршали шины подьехавшей машины, хлопнула входная дверь, в кухню легкой походкой теннисистки вошла жена Джима Вероника.
– Прошу прощения, я опоздала, задержалась с учеником, отрабатывала подачу, а вы давно сидите?
– Не очень, минут двадцать. Присоединяйся! – сказал Джим, легко коснувшись ее плеча, как бы подталкивая ее сесть рядом с ним. Она улыбнулась ему, села и только потом улыбнулась еще раз всем остальным. Жена Майкла не отрываясь смотрела на них. Этим двоим было так хорошо, нет, даже не то что хорошо, им было так легко вместе, что всем окружающим тоже невольно становилось легче и хотелось набрать побольше воздуха и вздохнуть полной грудью, что жена Майкла тотчас же и сделала, чтобы полностью освободиться от Андорры, придавившей ее своей тяжестью. И еще она подумала, что у каждого в жизни есть своя Андорра, у них, например, в этот раз Андоррой стала Англия, а до этого