раздраженно подумал Валерий. Его друг Митька Морковников, такой же, как он, художник, перебивающийся от заказа к заказу, свободная личность, богемный острослов, не мог к нему прийти. Это он знал точно. Потому что неделю назад Димка, споткнувшись на крыльце дачи очередного заказчика, у которого он расписывал стены в стиле «модерн», сломал лодыжку и сейчас он лежал на вытяжке на ул. Пирогова в земской больнице. Тогда кто же мог к нему заявиться в такую рань?
Выскочив с намыленным лицом из ванной, он спросил: «Кто там?» В ответ ни звука. Это его насторожило. Он бросился в спальню и достал из ящика трюмо наган. Дрожащими руками вставил обойму. На его лице выступил мелким бисером пот. Маркин не был трусом, но не минуло и месяца с того дня, как был застрелен Яков Поляков, преуспевающий тридцатилетний бизнесмен, живший с Валерием на одной лестничной площадке. Поздним вечером, за час до полуночи, Яша подъехал к дому на своем шикарном «мерсе». Ничего не предвещало драмы. Не дойдя до собственной квартиры нескольких ступенек, Поляков был буквально нашпигован свинцом, выпущенным киллером.
И все-таки Валерий рискнул открыть дверь. С наганом чувствуешь себя если не героем, то по меньшей мере нормальным человеком. За порогом – ни души! Возможно, посетитель просто не дождался. Ушел….
Жизнь после кошмара с Поляковым вошла в свое естественное русло. Но тревога не исчезала, а, наоборот, стала его истошной болью. Вчера ему ночью опять приснилась Инна, она его звала, о чем-то предупреждала. И сегодня он поспешил на свидание с ней. Он не посещал могилы жены, почитай, с похорон Полякова. Яшка покоится здесь недалече. Думал ли он о смерти? Предчувствовал ли ее? Говорят, что те люди, кому суждено покинуть этот мир, предощущают свой уход. Но только правда ли это? Может, все пустая фантазия? Досужий вымысел? Говорят, что человека охватывает невыносимая тоска, он мается, не находит себе места, суетится. За все берется и тут же начатое бросает. Так ли? Что переживала Инна в последние дни своей жизни? Спешила, как и все, жить? Маркин горько усмехнулся. Теперь, когда прошлое оживало перед ним со своей повседневной суетой, он все чаще вспоминал старую поговорку: «Время – лучший лекарь!»
…Он довольно быстро охладел к жене. Его интересы и ее были слишком различны. Он полностью посвятил себя работе, мозг его постоянно находился в творческом горении, свершениях, творческих поисках. Жена была совершенно другого склада.
Она была той бабочкой, которую прельщает только внешняя сторона окружающего мира. Она стремилась видеть в жизни один праздник и погибла потому, что реальная изнанка жизни груба, очень схожа с дерюгой, которою укрываются от холода в студеные зимние ночи. Как часто он слышал набившую оскомину фразу: лодка любви – разбилась о быт. Они продолжали делать вид, что в их жизни все в порядке, все по-прежнему. Но, оставаясь вдвоем, а это случалось все реже, старались не смотреть друг другу в глаза. Валерий мучился про себя, но упорно не хотел жену как женщину. Они продолжали спать вместе, в одной постели,