бежал не к нему. Показывал не на него. У Ричардса отлегло от сердца. Коп бежал за оборванцем, который слямзил дамскую сумочку и теперь бежал к лестнице, расталкивая идущих навстречу.
Он и его преследователь взлетели по ступеням, исчезли. Отъезжающие, приезжающие, встречающие проводили их взглядами, а затем вернулись к прежним занятиям, словно ничего и не произошло.
Ричардс встал в очередь, его трясло.
Он плюхнулся на сиденье в конце салона, а несколько минут спустя автобус мягко отъехал от терминала и влился в транспортный поток. Коп и его жертва растворились в человеческом море.
Если бы у меня был пистолет, я бы его прикончил, думал Ричардс. Господи, о Господи.
А в голове зазвучала другая мысль: в следующий раз он будет гнаться не за мелким воришкой – за тобой.
И в Бостоне надо обязательно разжиться пистолетом. Любым способом.
Ричардс вспомнил обещание Лафлина выкинуть из окна нескольких копов, прежде чем те отправят его к праотцам.
В сгущающихся сумерках автобус катил на север.
…Минус 073, отсчет идет…
Здание бостонского отделения ИМКА[10], огромное, почерневшее от времени, старомодное, располагалось на Хейнингтон-авеню. В середине прошлого столетия этот район считался в Бостоне едва ли не самым престижным. Теперь здание служило стыдливым напоминанием о других днях, другой эпохе, а его неоновая вывеска подмигивала всеми своими буквами кварталу порнографических кинотеатров, где христианством, мягко говоря, и не пахло.
Когда Ричардс вошел в вестибюль, портье яростно спорил с немытым негритенком, одетым в блузу для киллбола, такую длинную, что из-под нее торчали только манжеты джинсов.
– Я потерял мой пятицентовик, хонки. Я потерял мой гребаный пятицентовик.
– Если ты сейчас не уберешься отсюда, я вызову охрану, парень. Вот и все. Я тебе все сказал.
– Но этот чертов автомат сожрал мой пятицентовик!
– Прекрати ругаться при мне, маленький негодяй. – Портье, выглядел он лет на тридцать, протянул руку, схватил негритенка за грудки, тряхнул. – Убирайся отсюда. Не о чем нам больше говорить.
Видя, что портье настроен серьезно, негритенок чуть не расплакался.
– Послушай, это же единственный пятицентовик, который у меня был. Дерьмовый автомат сожрал мой пятицентовик, а жвачку не дал. Это…
– Я звоню в охрану. – Портье повернулся к коммутатору. Его пиджак, явно с чужого плеча, висел на нем как на вешалке.
Негритенок пнул ногой автомат, зажавший жевательную резинку, и выбежал из вестибюля, крикнув на прощание:
– Дерьмовая белая свинья. Гребаный сукин сын!
Портье проводил его взглядом, так и не нажав на кнопку вызова охраны, настоящую или выдуманную. Улыбнулся Ричардсу, в ряду зубов чернели прорехи.
– С этими ниггерами просто сладу нет. Если б я руководил Сетью, то держал бы их в клетках.
– Он действительно остался без пятицентовика? – спросил Ричардс, расписавшись в регистрационной