мой друг? Знаешь, чего я не передумал только, пока ты отдыхал? Ну! Соглашайся!
– А Юрка? – Ленский понемногу возвращался в реальность, мысли уже не скакали бешеными молниями, текли размеренно и плавно.
– И Юрка, конечно! – оживляясь, подхватил Силич. – Куда мы без него?
Словно опрастываясь от хлопьев липкого сна, Ленский прислушивался к себе, прикидывал варианты. И в самом деле, спрятаться от всех – единственно возможное окончание дня. Оказаться сейчас в шумной компании, среди суматошного веселья – смерти подобно, душа требовала, просила, умоляла о тишине. Задушевная дружеская беседа, откровения, признания и прочая ностальгическая дребедень – тоже не самая лучшая ей альтернатива, но, все ж таки, лучше, чем пьяная сутолока.
Но главное – разговор с Юркой, главное – данные, снятые им с суперсовременных девайсов, иллюминаторами мониторов затаившихся в стерильной прохладе далеких лабораторий. И можно игнорировать тревогу, до поры, до времени топить ее в болоте наигранного безразличия, но себя не обманешь. Углы ее, острые, колкие, все лезут и лезут наружу, так и норовят ударить побольнее, оцарапать своими жестокими краями.
Каждой клеточкой организма, обострившимся невероятно даром предвидения Ленский чувствовал впереди катастрофу. Она скрывалась в неизвестности, в сухой монотонности цифр, мигающих на панелях бесстрастных дисплеев, в томительных мгновениях вынужденного ожидания, складывающихся во что-то зловещее, непонятное, неотвратимое.
Нужна передышка, пусть коротенькая, пусть и не полноценная, но, хоть, какая-нибудь, что-нибудь, хотя бы, отдаленно ее напоминающее, не связанное с необходимостью лгать, притворяться, контролировать себя.
Сознание встряхнулось, извернулось шуткой.
– Что, и водку пить будем?
– Ну, вот! – Силич крепко сжал его плечи. – Давно бы так! А то, «понимаешь», «не понимаешь»! Нудеж один! Вот, кстати, и машинка этого фраера, полюбуйся! – в его руках мелькнул темный хищный силуэт. – На экспертизу сдам завтра, неизвестно еще, что там на нем. Люгер завел себе, а чистить не научился, – пряча пистолет в карман, он перехватил взгляд друга, спохватился: – За это ему, конечно, отдельное спасибо, а то бы… – он снова запнулся, явно не зная, что говорить дальше. – А вот и патрон этот, – он разжал ладонь, тускло блеснул аккуратным желтым цилиндриком. – Может, хочешь себе оставить?
Ленский молча взял патрон, покрутил его в пальцах.
– Поехали, Слава, – он спрятал цилиндрик в карман, шагнул с балкона.
Через полчаса Ленский стоял у окна гостиной, в квартире, купленной когда-то вскладчину из первых денег от игры. С тех пор минуло уже десять лет, и за это время квартира успела примерить на себя весь набор холостяцких ипостасей, превращаясь, то в любовное гнездышко, то в приют одинокого страдальца, а то и в ночлежку. В последнее время она пустовала, и друзья раскошелились на капитальный ремонт,