братьями.
– Не выдумывай, болгары милейший народ. Разрозненно живут? Но ведь тихо-мирно. А у наших иванов фантомная державная болезнь. Мы, понимаешь, самые умные. Белая кость! А посмотри, кто чего добился? Ресторан этот кто держит? Русские? Нет, вон он стоит, лыбится, Рустамчик Акунбеков, киргиз! Аквапарк кто в Пафосе строит? Серёжа Авакян, армяшка! Лавров, девелопер сраный, еврей! Вот, кто молодцы. А чем чище русский, тем противнее. Ватники! Знаешь, в своё время из России эмигрировали самые умные, цвет нации, утечка мозгов и так далее. Я думал, послушные инертные ватники сгорели в ядерном пламени, и в мире остались только интеллигентные, образованные русские. Успешные, энергичные и готовые жить по-европейски. Но как только где-то скапливается много наших, то снова появляется эффект ватника, прёт прямо изнутри. И хороший, казалось бы, человек снова становится русским в худшем смысле этого слова. Больше трёх не собираться это ж про нас!
Выпито было уже достаточно. Стоун и сам стал проникаться гневом к русским, которого очень давно не испытывал. Когда он стал фокстерьером русские были для него лишь безликими объектами. Убивая их, он не чувствовал ненависти. А ведь когда-то в прошлой жизни он был ярым националистом, гонявшим москалей. Сейчас алкоголь разархивировал эту ячейку его памяти. А вместе с ним и кое-что другое, неожиданное. Сам Стоун в пылу разговора этого не заметил, ему указали коллеги. Пришло сообщение из бюро: «Господин Петко Митев! Вы заговорили по-русски».
Стоун сначала даже не понял, что Керим имеет в виду. И только через несколько секунд, пока Лушников вещал что-то про национальный дух, до него дошло, что они с собутыльником общаются на чистом русском языке. Стоун вроде даже сматерился пару раз. Он крепко задумался, что делать? Возвращаться к английскому? Пьяный Лушников не заметил перехода на русский, но может обратить внимание на возобновление английской речи. Встать и выйти как бы в туалет, создать смысловую паузу на пять минут? Наверное, да. Но тут Стоун заметил стоящего неподалёку молодого официанта. Остальные посетители ресторана не особо интересовались разговором Лушникова и Стоуна, хотя говорили они громко. А этот официант с бейджиком на кириллице «Борис», сейчас изумлённо пялился на «болгарина». Ведь Борис обслуживал их раньше, и знал, что товарищ Лушникова какой-то болгарин Петко. И вот Петко стал неожиданно хорошо материться по-русски.
Нет, уходить в туалет плохой вариант. Официантик может сунуться к Лушникову с расспросами. Стоун не нашёл ничего лучше, как сделать вид, что разговаривает сейчас на болгарском. Он обратился именно к официанту, выдумывая неизвестный ему язык:
– Чого бачишь, хлопчешко? Истино глаголет пан Вадым?
Лушников заткнулся и удивлённо уставился на Стоуна. Перевёл взгляд на официанта. Тот испуганно пробормотал «Что-нибудь ещё?» и сбежал на кухню. А что же главред? Лушников, к счастью, оказался слишком пьян, чтобы заметить неладное.
– Наливай, Петька. Бориска этот смотрит на нас как на быдло, а сам копит на лондонский