столом. Он протянул руку и, пощупав за правой передней ножкой стола, нашел защелку. Надавив на защелку, он снял ножку. Внутри ножка была пустотелой, и в обтянутой бархатом полости лежала стопка золотых монет, точно так же, как и в остальных трех ножках этого прекрасного стола.
Выброшенный на необитаемый остров англичанин
Граф начал просыпаться в полдесятого утра. Он очень любил эти утренние минуты полудремы, когда еще непонятно, бодрствуешь ты или спишь.
Он думал о том, что в течение часа окажется на свежем воздухе и, распустив усы, пройдется по Тверской. Купит «Геральд» в Газетном переулке и, проходя мимо булочной Филиппова, лишь совсем ненадолго задержится около витрины, чтобы посмотреть на выставленные в них пирожные, и снова продолжит путь на встречу со своими банкирами.
Но, стоя на перекрестке, чтобы пропустить машины и повозки, он вспомнит, что его обед в Клубе жокеев назначен на два часа, а встреча с банкирами – на половину одиннадцатого. Он подумает о том, что банкиры управляют его собственными деньгами и поэтому могут немного подождать… Он развернется, вернется к булочной Филиппова и войдет внутрь.
Там он сразу почувствует божественный запах свежей выпечки. Сладкой волной его окатят ароматы свежеиспеченного хлеба, рогаликов, калачей, печенья и пирожных, которые каждый день доставляли в Эрмитаж поездом. Вся эта благодать, аккуратно расставленная в витринах, смотрела на него оттуда, как тюльпаны на цветочных рынках Амстердама. Граф подойдет к стоящей за прилавком продавщице в небесно-голубом фартуке и попросит mille-feuille[5], и та умелыми руками переложит лакомство серебряной лопаточкой на фарфоровую тарелку.
Граф закажет кофе и сядет поближе к столику в углу, за которым примостились три барышни-модницы, чтобы обсудить интриги прошедшего вечера. Памятуя о том, что они находятся в общественном месте, барышни сперва будут вести разговор тихо, на пониженных тонах, но постепенно, увлеченные беседой и захваченные вихрем собственных переживаний, неизбежно начнут говорить все громче и громче, и к четверти двенадцатого все посетители булочной, включая и тех, кому совершенно неинтересны хитросплетения и интриги «мадридского двора», станут невольными слушателями излияний сердечных драм милых молодых особ.
Без четверти двенадцать граф закончит завтрак, отряхнет крошки с усов, махнет рукой продавщицам за прилавком, вежливо приподнимет цилиндр, глядя в сторону молодых дам, с которыми он успел обменяться парой вежливых фраз, и снова выйдет на Тверскую. На секунду он остановится в раздумье: куда же направить путь? Может быть, заглянуть в «Галери Бертран» и осмотреть новые поступления картин из Парижа? Или в консерваторию, чтобы послушать репетицию квартета молодых дарований, осваивающих концерт Моцарта или Бетховена? А быть может, просто пойти в Александровский сад, чтобы, сидя на скамейке, вдыхать ароматы сирени и слушать воркование голубя, царапающего лапками карниз за окном…
Карниз