в глаза.
– Лоцман, ваше превосходительство, – смиренно сказал пленник, – не только на море, но и на суше, когда понадобится.
– Ага! – с улыбкой отозвался Медвежонок и прибавил: – Можешь ли ты сказать правду?
– Как не мочь, ваша милость!
– Вход в гавань Гуантанамо затруднителен?
– Нисколько, ваша милость, стоит лишь держаться самой середины прохода.
– Город велик?
– Это деревня, ваша милость.
– Очень хорошо. Есть там военные?
– Отряд в пятьдесят человек при земляном редуте.
– Черт возьми!
– Но, – поспешил договорить лоцман, – сооружение редута еще не докончено и пушки не прибыли из Сантьяго, хотя их ждут с часа на час!
– Тем лучше! Это во многом упрощает дело. Как ты полагаешь, замечено наше приближение?
– Наверняка нет, ваша милость. Я заметил вас около часу назад, когда все жители спали непробудным сном.
– Так слушай же: ты знаешь, кто мы, не правда ли? Берегись, если ты меня обманешь, я вздерну тебя на верхушке мачты, которая сейчас над твоей головой. Если же ты окажешь мне хорошую услугу, то получишь за это десять унций золота. Я никогда не изменяю своему слову. Что ты выбираешь?
– Десять унций, ваше превосходительство, – с живостью вскричал лоцман, глаза которого заблестели жадным огнем.
– Договорились. Принимай управление судном и веди нас в гавань.
Лоцман поклонился и приступил к исполнению приказа. Испанец примирился со своей невольной ошибкой: обещанная щедрая награда в десять унций золота превратила его, по крайней мере на время, в приверженца Береговых братьев.
Он с необычайным искусством провел судно по узкому проходу в гавань, и вскоре фрегат был на расстоянии половины пушечного выстрела от деревни, все еще погруженной в глубочайшее безмолвие. Страшное пробуждение предстояло ее жителям.
Командир фрегата велел бросить якорь и убрать паруса, потом передал командование Пьеру Леграну и съехал на берег, захватив с собой лоцмана. Три лодки с сотней флибустьеров следовали за командиром. Пристани лодки достигли в несколько ударов весел.
Когда все высадились, Медвежонок, из опасения быть захваченными врасплох, приказал гребцам отплыть и держаться неподалеку от берега.
– Кто главный в деревне? – спросил он лоцмана.
– Алькальд[11], ваша милость.
– Где он живет?
– Вот в этом большом доме.
Большой дом на самом деле был хижиной, немного менее жалкой, чем остальные.
– Вот и прекрасно, – продолжал Медвежонок. – Алькальд этот храбр?
– Не могу сказать, ваша милость. Знаю только, что это злой скряга, которого все ненавидят. Но он племянник губернатора Сантьяго и потому делает, что ему вздумается.
– Вот тебе на! – вскричал Медвежонок, смеясь. – Уж не призван ли я здесь разыграть роль Провидения? Смешно было бы!
– О! Ваша милость, – вскричал лоцман умоляющим тоном, – весь наш край был бы очень