я жил), чтобы задобрить призраков всех душ, погибших от пуль, вылетевших из винтовок «винчестер». Все достраивала и достраивала его, совершенно не желая завершения из страха перед тем, что произойдет, если она когда-нибудь прекратит строить.
Не знаю, что, по ее мысли, должно бы произойти. То есть не совсем правда, что не знаю. Должен знать, как и любой, кто работал там гидом, когда учился в старших классах (Майра, я вам об этом когда-нибудь рассказывал?). Я до сих пор наизусть помню свои пояснения экскурсантам по всему маршруту. Но я не могу вам сказать, что в действительности было у сбрендившей старухи на уме и каких бед она боялась, если когда-нибудь остановится.
Знаю только, что был бы по-настоящему признателен за фото Лорри.
Что бы я без вас делал, а, Майра?
Премного благодарный и сильно любящий вас
Ричард
P.S. Сегодня позвонил Роджер. Из университета. Похоже, ему хочется, чтобы у моего отпуска уже появилась конечная дата. Как будто я могу попросту, невзирая на горе, определить день, когда полегчает до того, что я снова смогу работать. А еще полагаю, он хотел, чтобы я взял да и огласил ему эту дату. Все это совершенно нелепо, но в то же время и полностью подавляет. Под конец нашего разговора я раз-другой только что трубку не бросал. Может быть, мне понадобится новая работа, когда я буду готов возобновить преподавание. Или, возможно, он проявит понимание. В данный момент не нахожу в себе ни клеточки, которая пришла бы от этого в волнение.
P.P.S. Еще раз благодарю за фото. За все, какими вы позволите себе поделиться.
Провода
Все еще в пижаме и халате я пошлепал наружу забрать почту. Босой. Нечесаный.
Признание далось бы легче, если бы почту доставили утром. Давайте на минуту сделаем вид, что именно утром это и произошло.
Не спеша я открыл почтовый ящик. Будто в нем могли находиться яд, или взрывчатка, или, еще хуже, что-нибудь, требующее действий, например какой-нибудь счет.
Внутри обнаружил отпечатанную в типографии листовку о пропавших детях. «Вы не видели меня?» Я не видел, но что-то сжалось в груди. Все эти утраты… Потом сообразил, что родители могут по крайней мере надеяться, что снова встретят своих детей, и сочувствие пошло на убыль. Или, во всяком случае, притупилось. Отвратительно, но – так и было.
Под листовкой находился какой-то каталог и толстый большой конверт экспресс-почты, как я понял, от Майры. Правда, в обратном адресе имени не было, но я узнал название улицы, да и никого больше в Портленде я не знаю.
Сердце забилось слишком часто. И – болезненно.
Я понес конверт в дом и вскрыл его, все еще стоя в гостиной. Извлек объемную пачку любительских снимков.
Правду сказать, развернуть их веером и рассмотреть не получилось: не было на что положить. Попытался, но кончилось это тем, что часть фотографий разлетелась. Ну, я и рухнул на колени. В буквальном смысле – рухнул, даже больно стало. Впрочем, болью отдавалось все.
Я разгреб снимки перед собой.
Не сказал бы даже, что рассматривал их один за другим. Просто оставил рассыпанными перед