двух недель.
Так что моя жизнь приближается к концу. Так или иначе.
На прошлые выходные выпал праздник. Из тех, о которых никто и не помнит. Так, глупое оправдание возможности погулять в понедельник.
Все выходные мама нервничала и ходила с виноватым видом.
Просто места себе не находила. Постоянно. Она заходила ко мне в больничную палату. Выходила из нее. Вышагивала от кровати до окна. Потом обратно. Смахивала пыль с подноса для фруктов. Обрывала засохшие лепестки с цветов. Прогуливалась по коридору. Возвращалась. Будь у меня побольше сил, я бы на нее накричала. Только я даже вздохнуть хорошенько не могу, куда уж тут голос повышать.
Не то чтобы до меня не доходит, с чего это она. Только, когда ты нервничаешь и кто-то еще тоже нервничает, нуждаешься в том, чтобы тебе помогли оставаться спокойным. Иначе их переживания словно становятся на плечи твоим переживаниям, а потом вся эта пирамида делается такой большой и высоченной, что всем невмоготу. В особенности тем, у кого больное сердце. А это шаткое сооружение того и гляди разлетится в прах.
Поэтому пусть я и понимаю, что на самом деле это нечестно, но все же трудно не винить маму за нервозность. Хотя бы только за одну ее назойливость. Образно говоря. Конечно, в буквальном смысле она не пристает. Но она затмевает все остальное в палате. Какое там! Все остальное в мире.
Так. Ради справедливости к маме, вот что делало эти выходные особенно тяжелыми. По праздникам случается больше дорожных аварий со смертельным исходом. Согласно статистике, шансы, что кто-нибудь умрет, очень велики.
Вот почему мама и нервничала: вдруг никто не умрет. Или, что еще хуже: кто-то умрет, но на свидетельстве о смерти не будет донорской отметки. Или семья погибшего окажется очень щепетильной и решит похоронить его в целостности.
Мою маму это сводит с ума. И еще: об этом, наверное, никто не знает, кроме меня. Это тайная причина, почему мама чувствует вину: вдруг кто-нибудь да погибнет. Из-за ее желания, чтобы это случилось.
Никто не умер.
Об ощущении приближающейся смерти
По-моему, я смотрю на это иначе, чем другие люди. И, по-моему, то, как отношусь к этому я, правильно, а то, как смотрят другие, неправильно.
Я не часто говорю об этом. Во мне нет тщеславия. Я не из тех, кто вечно считает себя правым во всем. Просто я тот, кто считает себя правым в одном-единственном.
Расскажу, почему, и, по-моему, это очень хорошее объяснение.
Допустим, речь идет о чем-то еще помимо смерти. Скажем, о горе. Или о дереве.
Во-во, пусть будет дерево.
Я стою под его ветвями. Достаточно близко, чтобы, протянув руку, ощутить ладонью шершавость коры. А вы, остальные, стоите в двух-трех милях, разглядывая дерево в бинокли с запотевшими стеклами.
Так вот. Спрашивается: кто знает о дереве больше?
Вот что я думаю об ощущении приближающейся смерти: тут дело не в бытии, а затем небытии. По-моему, важно именно то, где ты существуешь. А не существуешь ли ты вообще.
Взять меня. Я лежу на больничной койке. Умираю. Если только кто-то вдруг не