(десять копеек за большой стакан и пять – за маленький), одна из торговок попыталась его урезонить:
– Чего ты ходишь тут и орёшь, ненормальный? Иди к себе домой, там и ори сколько влезет.
Глаза Комиссара мгновенно налились кровью. Потрясая газетой перед лицом женщины, он гневно закричал:
– В стране горе, а эта нэпманша семечками торгует!
– А тебе, дурачок, не всё ли равно? – с вызовом выкрикнула тётка.
– Ах, ты так? А я тогда вот так!
С этим возгласом Комиссар, как по футбольному мячу, зарядил ногой по матерчатой сумке с жареным товаром. Семечки брызгами разлетелись по тротуару. Торговки, охая и крестясь, поспешили убраться с насиженного места подобру-поздорову, пока и им не перепало от разгневанного патриота, глаза которого светились торжеством, а ноги продолжали топтать вкусный товар. Даже после того как враг ретировался, Комиссар ещё долго выкрикивал проклятия и угрозы в его сторону.
О Комиссаре ходило много разных легенд. Мне захотелось узнать правду из первых рук. Однажды такой случай представился, и я, смело подойдя к Комиссару, поздоровался, как воспитанный мальчик, и спросил:
– А это правда, что вы были комиссаром?
Он тепло улыбнулся мне, слегка поклонился в ответ на приветствие и произнёс:
– Здравствуйте! Не то чтобы комиссаром, но заместителем командира партизанского отряда по политической части был.
Я увидел глаза умного и очень грустного человека. Комиссар оказался не сумасшедшим. По крайней мере, для меня.
– Так вы были партизаном? – сказал я с уважением.
– Почти три года, – просто, без пафоса ответил Комиссар.
– И награды у вас есть?
– Имеются.
– А почему вы их не носите?
– Нехорошо получится, если кавалер Ордена Ленина будет ходить по городу и кричать как сумасшедший.
– А почему вы кричите? – не отставал я от пожилого человека.
– Ранен я, – Комиссар снял шляпу и показал небольшой шрам над левым ухом. – Пуля немецкая во мне сидит с сорок четвёртого. Это она кричит.
– Разве её не вытащили? – искренне удивился я.
– Даже не пытались. Если её тронуть, то я сразу умру. Профессор в Москве посмотрел и сказал, что лучше оставить пулю в покое. Сколько проживу, столько и проживу. Такие вот дела.
– А жена у вас есть? – продолжал я своё первое в жизни интервью.
– Умерла жена.
– А с кем вы живёте?
– Один живу.
Глядя на его ухоженный вид, в это было трудно поверить. Но врать этот человек не мог.
– А дети у вас есть? – не унимался я.
– Сын есть. Он уже полковник. Лётчик. В Ленинграде живёт. Недавно приезжал. К себе зовёт.
– Вы к нему поедете?
– Нет. Ну как я буду ходить по Ленинграду и кричать? Тут меня все знают. Привыкли ко мне. И я привык. Здесь и помирать буду.
У меня