она заправила прядь за край платка, – как сказано, никогда стены моего дома не видели моих волос. Лейзер мне объяснял, из Талмуда… – она подумала:
– Фаина Яковлевна Бергер, родилась в Днепропетровске, двадцати пяти лет. Ровесница Генкиной, но та из Харькова. Я в платке… – под платком прятались крашеные хной локоны, – а что имена у нас одинаковые, и глаза голубые, это совпадение… – Фаина поморгала влажными ресницами:
– Большой риск, идти в милицию, но Лейзер должен знать, что мы здесь, что с нами все в порядке. Я не могу оставлять мужа голодным, он даже чаю не сможет выпить. То есть сможет, но из нашей чашки… – в кошелке лежали кружка, миска и ложка. Фаина внезапно испугалась:
– Если меня арестуют в приемной, Исаака заберут в Дом Ребенка… – оторвавшись от груди, мальчик что-то недовольно пропищал, – никогда такого не случится… – слеза поползла по щеке. Фаина почувствовала прикосновение младенческой ручки. На нее смотрели нежные, голубые глазки, мальчик насупился. Фаина поцеловала крохотные пальчики:
– Не волнуйся, милый. Мама тебя никому не отдаст. Папа тоже скоро выйдет на свободу. Надо молиться, читать псалмы… – Фаина быстро подхватила от Лейзера святой язык:
– Приедем в Израиль, будем на нем говорить, – пообещал муж, – обоснуемся в Иерусалиме, у меня там родня… – Фаина не слышала свиста ветра за окном. Лицо ей грело ласковое солнце. Укачивая сопящего мальчика, она шептала:
– Поднимаю глаза мои ввысь, откуда придет мне помощь? Помощь моя от Бога, Создателя неба и земли… – она коснулась губами мягкой макушки ребенка:
– Слышишь, Исаак Судаков? Только так, и никак иначе.
По мнению сержанта, принимавшего передачи для заключенных в КПЗ городского управления милиции, жена спятившего обувных дел мастера была слишком для него хороша.
Девушка в потрепанном тулупе, шерстяном платке, при спящем младенце и тяжелой даже на вид кошелке, явилась на задний двор белокаменного здания, на проспекте Ленина, ни свет ни заря. Передачи принимали с девяти утра, но здесь, в отличие от городского изолятора, больших очередей не случалось. Заключенные быстро покидали КПЗ, отправляясь либо в камеры досудебного содержания, либо в вытрезвитель.
Сидя за маленьким окошечком, попивая чай, дежурный шуршал «Вечерним Свердловском». Девушка присоединилась к очереди в семь утра, но получила номер только во втором десятке. Ее черед подойти к окошечку настал к одиннадцати, когда сержант, утомившись, объявил перерыв. Ему хотелось прочесть рецензию в газете, на новый спектакль драматического театра. Московский автор, товарищ Королёв, соратник героического Горского, приезжал на декабрьскую премьеру:
– Оформление сцены заслуживает особого упоминания… – он шевелил губами, – симфония красного и черного цветов, могущая показаться формальной, тем не менее, отражает борьбу сил большевиков против иностранной интервенции и белогвардейских войск.