осква-реки и, не мешкая ни секунды, Аглая бросилась к воде. В то же время между прибрежных стволов деревьев возникла громадина мужской фигуры. Крепкая рука сжимала фронтовой «Люгер», а зоркий глаз пытливо ловил мишень.
Тимофей припал на одно колено, сжал рукоятку пистолета обоими руками и выбросил оружие вперед. Белоснежная фигура Аглаи попала на мушку и беззаботное утро нарушил оглушительный залп.
От неожиданной колющей боли в спине под лопаткой Демидова изогнулась и замедлила шаг, но не утратила надежды на спасение. Раздался второй выстрел и на этот раз обожгло плечо девушки. Замерев и схватившись за мгновенно онемевшую руку, где-то на подсознании накрывая рану ладонью, Аглая обернулась и посмотрела на Жигана затуманенным взглядом. Ноги подкосились и она упала в прибрежный песок.
Устало прислонившись плечом к щербатому стволу дерева, Жиган молча смотрел на белесое тело, лежащее лицом вниз.
Осторожно накатывающие волны Москва-реки окрашивались в бардовый цвет, смешиваясь с кровью некогда легенды уголовного мира – раскоронованной «воровки в законе» Аглаи Демидовой.
Проснувшись с первыми петухами, Настасья Захаровна осторожно, чтобы не разбудить храпящего у стенки мужа, поднялась с постели. Старуха быстро оделась, повязала голову платком и вышла из избы. Вернувшись с охапкой дров, она растопила печь и, надоив парного молока из-под своей любимицы коровы Машки, приготовила сытный завтрак.
Затем Настасья Захаровна достала из чулана удочку и рыболовные снасти и оставила их в сенях на скамье. Рядом с удочкой вскоре появился узелок с походным перекусом: горячие пирожки, пара свежих огурцов, вареные яйца и спичечный коробок с солью. Через некоторое время проснулся хозяин дома и муж Настасьи Захаровны.
Старик сладко потянулся в постели, почесал лысину и, громко крякнув, спустил босые ноги к дощатому полу.
– Утро-то какое доброе, – крякнул Афанасий Наумович. – А что, старая, снасти приготовила?
– Доброе утро, Афоня, – ласково сказала жена. – Да, все готово… Тебя дожидается. Позавтракай сперва.
– Вот спасибо тебе, Настя, – разглаживая густые усы, кивнул он. – Не жена… Золото!
– Шишь, словоблуд! – в шутку нахмурилась Настасья Захаровна. – ОБХСС на порог накличешь.
Обувшись в растоптанные и видавшие виды сапоги, Афанасий Наумович поднялся с постели и игриво зажал старуху в объятиях. Уворачиваясь от слюнявых поцелуев, Настасья Захаровна отмахнулась от мужа полотенцем.
– Яхонтовая моя, – прохрипел тот, присаживаясь к столу на широкую лавку.
Он неторопливо позавтракал, листая вчерашнюю газету и одновременно следя за снующей по избе в домашних делах хозяйкой. Затем он выкурил самокрутку вонючего, дымного табака и только тогда вышел в сени.
– С уловом жди, – крикнул он в избу. – Ухи наварим… Всю ночь русалки мерещились.
– Ступай уж, – отозвалась Настасья Захаровна, гремя домашней утварью.
Миновав деревню, старик свернул знакомой тропинкой к реке. Лес просыпался наполняясь щебетом птиц и шорохами мелкого зверья в опавшей листве. Лучи солнца пробивались сквозь пышные кроны деревьев.
– Утро-то какое доброе, – пробубнил в усы Афанасий Наумович.
Впереди между стволов деревьев блеснула лазурная синь Москва-реки и старик ускорил шаг. Выйдя на пологий песчаный берег, Афанасий Наумович бодро зашагал к излюбленному месту, как вдруг его внимание привлекло что-то белесое в камышах. Буквально в шаге от берега огромный кусок мокрой ткани, издали напоминавший фигуру женщины, легко покачивался вдоль зарослей камыша.
– Никак бабы белье полоскали, да упустили балаболки, – решил старик.
Он бы прошел мимо, но взыграла хозяйская жилка и Афанасий Наумович свернул со своего пути к камышам.
– Хоть на сук повешу, авось хозяйка найдется, – решил он. – Не гоже бельишку в реке плавать, рыбу пугать.
Но уже подходя ближе, подслеповатые глаза старика разглядели запутавшегося в белье человека, а вскоре легко распознали очертания женского тела. Да и полотно ткани оказалось нижней сорочкой.
– Вот-те на! – всплеснул руками Афанасий Наумович, не раздумывая бросив рыболовные снасти на берегу и быстро шагнув в воду. – Сон в руку… Не спроста русалки снились.
Аглая лежала в воде лицом вверх, в бескрайнему синему небу. Глаза были закрыты, губы отдавали мертвецкой синевой. На плече и ниже груди ткань нижней сорочки была разорвана и чернела от размытых речной водой пятен крови.
– Кто ж тебя, девонька, так-то не по-людски? – сочувственно сетовал старик, поднимая Аглаю на руки и вынося на берег.
Положив свою находку на еще мокрую от утренней росы траву, Афанасий Наумович бережно перевернул девушку и взглянул на разорванные раны на спине.
– Убегала стало быть… А пули-то насквозь прошли, – догадался он, припадая к оголенной женской груди ухом. – Может еще не поздно… Ась?… Ага! Есть! Будешь