куплеты в тему. Только автобус тронулся в путь, гармонист стал рвать хромку, извлекая из нее душераздирающие звуки марша «Прощание славянки». У всех женщин глаза стали мокрыми от слез. Слезы, выкрики, напутствия провожавших уже никого не трогали, словно остались в другом мире.
Автобус, рыча и сигналя, рассек расступившуюся толпу и, подпрыгивая на ухабах, скрылся за углом, направляясь на железнодорожный вокзал. За автобусом погнались несколько легковых автомобилей набитых под крышу друзьями и родственниками призывников.
Кутерьма перрона мелькнула и осталась позади. В вагоне Куликов занял верхнюю полку. Даже в общем вагоне на верхней полке можно отделиться в свой мирок, во всяком случае, на ноги не сядут. Спать не хотелось. В голову полезли мысли о дедовщине, – что если придется столкнуться с этим, как говорят по телевизору «негативным явлением». Как себя вести? Он считал себя уже довольно взрослым (25 лет!) по сравнению с 18-летними пацанами. Куликову вспомнился недавний эпизод своей педагогической практики, теперь особенно поразивший. После уроков дежурные наводят порядок в классе: подметают, моют пол, как могут, тем не менее, это прививает навыки, которые в жизни не будут лишними и к порядку приучают. Как-то Куликов обнаружил, что мальчишка из его 6-го «б» дежурит второй раз подряд. Он заинтересовался, тем более, дежурства обычно особого восторга учеников не вызывают. Выяснил, мальчишка моет пол вместо «попросившего» его, знаменитого на всю школу хулигана. Куликов не стал раздувать скандал. Поговорил с каждых наедине. Любителю мыть полы вместо других сказал: «Мужчинам иногда приходится отстаивать свою честь кулаками». С «хулиганом» он беседовал много раз, взывать к его чувствам было бесполезно, поэтому Куликов пообещал, при повторении подобного безобразия, назначить его дежурным на целую неделю. «Я сам буду с тобой дежурить, замечательно проведем время», – пообещал он тогда. В поезде, везущем в армию, эпизод виделся по-другому. Это и есть корешки дедовщины, принизывающие общество и приучающие к ней человека, видимо, с детского сада. Куликов всегда мыслил масштабно: «Армия, школа, и все такое, отражают все пороки общества. Глядя на них общество, видит свое отражение, удивляясь его уродству. Менять нужно не зеркало, а то, что в нем отражается». Куликов перевернулся на другой бок, на голой жесткой полке вагона пытаясь уснуть: «Ну, это я уже загнул».
Рано утром поезд прибыл в Оренбург. Было еще темно, когда перед группой призывников распахнулись ворота областного военкомата. Прапорщик и офицер, звания которого в темноте Куликов не разглядел, отвели колонну к длинному сараю, там, под одиноким фонарем, лучше видно.
Обыск не занял много времени. Поиски оказались напрасными. Все, что призывникам удалось пронести в вагон, уже выпито в дороге. Выкладывая свои вещи на запорошенный снегом асфальт Куликов отметил демократизм процедуры очередного шмона. «В вещах не копаются, люди показывают их «добровольно». Теперь команда, так теперь называлась их группа,