всегда!
Он, но не его результат!
Результат просуществует всего лишь миг, тогда как сам процесс сможет питать тебя вечно. И эта вечность будет не человеческая, не ограниченная временными рамками жизни человеческого тела, эта вечность будет вселенская, где по необъятному закону творения и накопления опыта – вечно – значит – вечно, и нет в этом слове никакого намёка на временность, а есть только одно утверждение – вневременности, бессменности, бессрочности – утверждение бесконечности и необозримости.
Зачем тогда тебе глаза? Важны ли они на этом этапе? Так ли уж они необходимы?
Нет!
Один лишь опыт, один процесс, одно искусство!
Безрукое и безглазое, безухое, безносое искусство!
Не сама картина, не сама скульптура – они так и остаются доступными всего лишь твоему взору, твоему такту и твоему восприятию, но процесс их создания – вот что определяет саму вечность.
Да и сам человек, в принципе, не в состоянии обладать ничем, не в состоянии ничего присвоить. Ничего, что бы не являлось им самим!
Таков его дар и его же проклятие – творить и отпускать, отрезая от себя по частям и распространяясь этими частями по всему миру; творить, распыляя себя в пустом пока ещё пространстве и заполняя это пространство своей собственной плотью; творить, заливая отпущенное ему время своими действиями и наполняя своей кровью все существующие пустоты и впадины – как временные, так и пространственные; творить, сглаживая их остро сшитые края и затупляя опасные, колючие вершины…
Ведь затупить торчащий, острый камень на своём пути нельзя ничем другим, кроме как своей плотью, а заполнить ущелья и впадины получится только лишь с помощью собственной крови.
И натыкаясь на острое, ты неизбежно оставляешь на нём куски своего тела – но лишь для того чтобы тут же обрасти новым мясом – ярко-красным, свежим и вкусным, дерзким, сильным, выносливым.
И наполняя своею кровью ущелья и впадины ты растекаешься по всем вершинам, чтобы на одной из них, громче всех тебя зовущей, наконец-то скинуть с себя нелепые одежды, оставив в пришитых карманах все свои надежды и чаяния.
И тогда, освободившись от ненужного тебе более балласта, став нагим и свободным, ты поднимешься ещё выше – поднимешься прямо по воздуху, не по камню – по воздуху, который уже не может тебя ранить, и поднявшись даже выше него, выше воздуха, ты поймешь, что выжить – не самое главное.
Самое главное – сохранить.
И сохранить себя – это одно, а выжить – иногда совсем противоположное.
Так и получается, что «ничего» и «пустота» – это слова-антонимы. Ничего – это ничто, пусто, но пустота – совсем наоборот – это уже что-то, это уже какое-то вмещение внутрь. Это уже начинка.
Пустота олицетворяет собой подготовленное к привычной нам жизни бытие, а пусто – воплощает его изнанку, его обратную сторону – небытие. Впрочем, и то и другое – лишь часть