В один день, в одном роддоме… Ну, вспоминай!.. Где-то вот рядышком… Ну-ну, выковыривай из памяти… Ройся. Ройся…
Комната отъезжает дальше вправо, а Барский, не замечая шторы, выкатывается на своем кресле за нее, в темноту. Комната вовсе затемняется.
Голос Барского (из темноты). …Когда тебе под восемьдесят, память становится слишком малым вместилищем для прожитых времен, им тесно, все они рядом…Они норовят вырваться из этой сутолоки, где какое не всегда так сходу и разберешь…
По мере того, как он говорит, темнота начинает понемногу рассеиваться. Барский уже стоит рядом с креслом, теперь возраст его совершенно неопределенный, на старика он, во всяком случае, не похож, и одет совсем по-другому. Он бродит по сцене, за ним следует луч, иногда высвечивая самые разные предметы, относящиеся к разным временам.
Барский (разглядывая их). Да, под восемьдесят – это не шутка. Перерисованы географические карты, умерли названия вещей. (Вглядываясь.) Это что такое?.. Вроде керогаз?.. (Наталкиваеся на кого-то невидимого.) Ой!..
Мужской голос из темноты. Глаза есть? Смотри куда прешь!
Барский. Простите…
Михаил, пошатываясь, удаляется.
Михаил. Смотри, говорю. Зенки открой! Люди ходят… (Падает, содержимое авоськи рассыпается, выкатываются бутылки.) Ну ёж твою!..
Барский (к залу). Да, бывает и так. Это Кузин, сосед из пятого подъезда, в шестидесятом, кажется, умер от пьянки… А звали его… Как ж его звали?.. (Хлопает себя по лбу.) Михаил его звали!..
Луч света, следующий за ним, отплывает, и уже не видно Кузина с его бедой.
Точно, Михаил!.. И она сказала первую букву – «Михаил!»! «Эм»!.. Записать?.. Нет уж, теперь не забуду: «эм», «Михаил»!.. (Ходит, разглядывает афишные тумбы давних времен.) Да, времена, времена…
Отдаленные залпы и зарево салюта. Едва слышный голос Левитана: «Войска Воронежского фронта под командованием генерала армии Ватутина, сломив оборону противника, овладели городом Белгородом!»
Когда тебе под восемьдесят, порой, выбираясь из этих времен, не мудрено заработать одышку. (С кем-то раскланивается. В ту сторону.) День добрый… И вам того же. (К зрителям.) В лицо помню, а как звали – потерялось уже с концами…
Гремит музыка, орет песня:
«Утро красит нежным цветом
Стены древнего Кремля!
Посыпается с рассветом
Вся советская земля!..»
Возле левой кулисы большой плакат, с изображением советского воина, разгоняющего штыком всю нечисть мирового империализма. Несколько юношей и девушек прижаты к этому плакату, в руках у них портреты Сталина, Берии, Хрущева, Маленкова, Булганина, рядом престарелый учитель, все одеты по образцу начала пятидесятых. Впрочем, девушка с Берией выделяется на их фоне – на ней белый плащик модное платье, туфельки на высоких каблуках. У всех к одежде прикреплены красные банты. Справа их отжимает железная цепь. Впереди – Красная площадь, сама она, правда, отсюда не