хотя и вращалась в тех же кругах, что и политически активная молодежь. Ее лучшая подруга Ева тоже любила поговорить о политике, и Тапса после отъезда Евы в Америку скучал по их «священным политическим дебатам», как их в шутку называла Туве.
И Сам Ванни, и Тапио Тапиоваара принадлежали к одному кругу молодых художников, и Туве просто сменила одного мужчину на другого. Она писала Еве, что беспокоится за Сама, переживает по поводу того, что они отдалились друг от друга, но в то же время уверена, что Тапса стал ей ближе. Она лишь недавно осознала его силу и необузданность и поняла, что он для нее значит. Тапса каждый день писал ей письма с фронта – прекрасные и полные любви, по крайней мере когда не был в сражениях. Письма были настолько чудесными, что Туве думала: «Если война не заберет Тапсу, я хочу оставить его себе. Во мне зародилась новая жажда чего-то постоянного и стабильного, жажда тепла и доверия. Хватит с меня эпизодов и смиренных влюбленностей. Тапса и я хорошо знаем друг друга, и наша связь – это бесконечно большее, чем просто эротика. Он научил меня не страшиться жизни. Если он вернется, то я (все мы здесь, дома) буду смелой и веселой и постараюсь заставить его забыть все то, чего не должен видеть человек».
Ожидая любимого с войны, Туве все же сохраняла рассудительность и боялась, что тот вернется домой изменившимся до неузнаваемости. Война изуродовала души многих молодых людей, и большинство из них так никогда и не сумели до конца залечить оставленные ею шрамы. Через это Туве прошла еще в детстве, увидев морально сломленным войной отца. Ожидание, неуверенность и страх управляли жизнью молодой влюбленной женщины. Хоть она не подавала виду, внутри ее все кипело: «Сначала я считала, что это страшное время будет просто неким периодом – существованием, ненастоящей жизнью. Но теперь я начала думать, что, наоборот, именно сейчас эта настоящая жизнь подбирается вплотную и требует определиться, одобрить или отторгнуть ее».
Шли месяцы, и чувства к Тапсе становились все крепче. Счастливая Туве писала, как заполучила своего мужчину домой на целых три недели. Он был легко ранен в сражении под Петрозаводском и теперь находился в больнице на лечении. Ожидание встречи было томительным. В воздухе повисло напряжение, и Туве утверждала, что не могла толком ни на чем сосредоточиться. Она слонялась по дому и готовилась к встрече своего солдата – словом, страдала от всех типичных симптомов влюбленности. С некой циничностью она заявила тогда, что чувствует себя семнадцатилетней идиоткой. Однако влюбленность – волшебное состояние, и Туве была счастлива. В темное время войны это многое значило. В том же письме Туве пишет, что ей удалось продать на выставке одну из работ за 1000 марок и что семья смогла запастись на зиму грибами, рыбой, брусникой и мукой. То есть все было хорошо. Сам Ванни женился, но, по словам Туве, «уже пробуждался от свадебного дурмана».
«Девушка и комод», автопортрет в шелковом платье
Фотография Туве в бордовом шелковом