своих сестер. Ему была интересна жизнь земная.
Было много балетных. Петербургский балет наполовину был католическим, говорил на ломаном русском. Иосифа веселило, что полуночная месса чем-то похожа на сбор труппы после летних отпусков. В середине собора в толпе стоял красавец Энрико Чекетти со своей веселой женой. Как всегда, она полна необузданной энергии и безмерной глупости. Хорошо бы ей дать в руки молитвенник и заставить петь, но эта задача непосильная, ибо она болтает без умолку, скаля лошадиные зубы и немало гордясь их крепостью и белизной. Кажется, она вот-вот стукнет копытом, и в костеле послышится ржанье.
Мария Петипа, обычно смешливая, стоит у стрельчатого окошка со свечой в руках и хмурит брови, ждет отца. Вот появляется со своим многочисленным выводком и сам Мариус Иванович. Патриарх балета с неизменным капризно-брезгливым выражением лица о чем-то коротко говорит с дочерью, и вскоре все они удаляются.
Тем временем Матильда жгла свечу за свечой перед потемневшими иконами. В потрескивание свечей вплеталось ее дыхание, и страстный внутренний голос молил об исполнении хотя бы части девичьих желаний, среди которых не последнее место занимало нетерпеливое горение души в мечтах о высоком прыжке. Как же ей хочется, чтобы выросли хоть на несколько сантиметров ноги, ведь по возрасту это еще возможно. Впрочем, и эти ножки недурны… Матильда отошла от иконы и увидела Анечку Иогансон, поддерживающую под руку своего уставшего отца.
Иосиф, встретившись глазами с Аней, сделал вид, что не заметил ее, хотя, как ему показалось, та с невыразимой печалью глядела на него… Та, которая некогда занимала его ум и воображение, в которую был влюблен до беспамятства, сейчас оставляла его совершенно равнодушным. Как это случается? Отчего в душе – полная пустота? Куда это уходит? А ведь раньше каждый золотистый завиток ее волос, небесная лазурь ее чуточку раскосых глаз, ее внезапный заразительный смех, все ее существо заставляли содрогаться от нетерпения и ожидания. Ее голос преследовал его, манил и звал. Весь театр знал о его сумасшедшей любви. Дошло и до ее отца. Казалось, он разобьет свою скрипку о голову бедного Иосифа, но выяснилось, что Христиан Петрович был к нему весьма благосклонен. Иогансона даже видели за кулисами беседующим с королем мазурки Кшесинским, с которым доселе не разговаривал годами. Феликсу Ивановичу тоже нравилась Анечка Иогансон, как и всей семье Кшесинских. Тогда и предположить было трудно, что в один прекрасный день…
Во время гастролей театра в Москве Анечка позвонила одному из своих полузабытых поклонников. Не придавая этому никакого значения, от нечего делать. Завязался легкий и беспечный флирт с одним чудаковатым барчуком. По слухам, очень богатым. У его отца было несколько фабрик. Звали его ужасно смешно – Кокося. Кокося стал волочиться за Анечкой. Ничего не было, даже не целовались. Просто Анечка чуть не с пеленок была кокетлива и обожала одерживать виктории, не важно, над кем. А этот Кокося любил цирк,